[Голово]ломка
Шрифт:
Then it's time I disappear
Стекло обвалилось все целиком, сошло единым пластом неровных, мгновенно утративших прозрачность кусков. От длинной очереди оружие мотало, ствол повело туда, сюда, туда — магазин кончился. Пистолет-пулемет полетел на мостовую. Газ!
04.09.45… 04.09.44… 20 км/ч… 35 км/ч… 60 км/ч… Do you bury me when I'm gone
04.02.36… 04.02.23… 98 км/ч… 100 км/ч…
Do you teach me while I'm here
03.59.13… 03.59.07… 70 км/ч… 55 км/ч…
Just as soon as I belong
03.59.05… 03.59.03… 32 км/ч… 0 км/ч
«Кавасаки»
I disappear
DIS-A-PPEAR HUH!!!
16
(восемь с половиной часов назад)
Хуже, позорнее всего была подлая мелкая вибрация в изрядно абстрагировавшихся ногах — справиться с ней Вадиму никак не удавалось. Он, вроде, был даже вполне спокоен — ну, относительно, разумеется, но башка оставалась хорошей, ясной, на удивление, все-таки молодец я, — только вот с чертовыми ножными мышцами ничего поделать он так и не смог. Очень хотелось сесть — но не проходило, он был зафиксирован намертво. ЭТОТ связал ему руки за спиной собственным вадимовым ремнем, заставил снять и споро, жестко скрутил — те моментально онемели и отнялись. И вот теперь Вадим стоял, прижавшись позвоночником и затылком к квадратного сечения деревянному опорному столбу, на идиотский, самопародийный манер Св. Себастьяна, обонял отходы метаболизма здешних бомжей, отслеживал разбухание левой скулы и пытался хоть как-то классифицировать ситуацию. Пока безуспешно. Было больно, было унизительно, страшно, конечно, было — но базовым все равно оставалось резиновое податливое недоумение. Потому что всего, что было, быть по дефаулту не могло.
— …Боден… — вытряхнув на доски содержимое, он вертел портфель в руках. — Боден-что?
— Боденшатц.
Конически сходящиеся драные стены, они же крыша. Оконце без рамы, под ним сугробик. Помимо мочи и дерьма — менее остро, но более основательно, — пахнет душной древесной прелью столетиями гниющих перекрытий. Склад. Надцатого века. Чердак. Бомжатник, приговоренный к реинкарнации в пентхауз.
— Офигеть, — ЭТОТ прищелкнул ногтем по портфельной пряжке. — Ну и сколько такое стоит?
— Девяносто восемь.
— Латов?
— Да.
— Стольник, значит. Сто латов. Значит, ты потратил на боденшатц сто латов. На портфель.
Вадим промолчал.
— Ты, боденшатц! — он запустил портфель в дальний угол чердака, загремел битый шифер. — Так все и было, я спрашиваю?
— Что вы хотите? — Вадим старался говорить короткими, но полными фразами, нейтральным тоном.
— Я? Я хочу… — ЭТОТ поворошил ногой рассыпавшиеся бумаги, пнул ежедневник. Вздохнул. — Я хочу понять. Я давно пытаюсь, а все никак не выходит. Может, хоть ты мне объяснишь. Что
— Двадцать шесть.
— Молодой человек двадцати шести лет, — он повозил мобилу по полу, — который утром тридцать первого декабря… в праздник… Быстрым шагом. С целенаправленным ебалом. Рассекает по центру. Вот в этом пальто. В этом костюме. В этом галстуке. С этим, блядь, портфелем в руках. Боденшатц. Ну вот куда ты шел?
— Я шел на работу.
— Да ебанись! — ЭТОТ перестал на секунду имитировать на мобильнике начальные элементы футбольных комбинаций. — Тридцать первое число!
— У меня срочная работа.
— Срочная. И кем же ты работаешь?
— Судовым брокером.
— О! — он даже обрадовался. — И как это выглядит?
— Что выглядит?
— Ну работа твоя в чем заключается?
— Я фрахтую суда, — Вадим чуть поерзал, пытаясь ослабить боль в предплечьях: деревянные грани врезались уже невыносимо.
— Не-не! Ты объясни конкретно, — ЭТОТ, взъерошенный, неожиданно возбудившись — но не агрессивно, азартно, скорее, — мелко зажестикулировал. — Чем ты занимаешься? В чем конкретно твои действия заключаются? Ну как она выглядит, РАБОТА твоя?! Слова, слова — менеджер, брокер, фрахт, хуяхт. Не, все дико красиво, но ЧТО ЭТО КОНКРЕТНО ОЗНАЧАЕТ? На практике?
— Я нахожу владельца груза. Которому нужно в такие-то сроки туда-то и туда-то его доставить. Я нахожу перевозчика. Судовладельца, если перевозка морем. Может быть, автотранспортную фирму, если надо везти фурами. Помогаю заключить сделку…
— Погоди. Что значит — нахожу? Бегаю по городу, пристаю к прохожим — «вам груз перевезти не надо»?
— Я звоню по телефону.
— Звонишь по телефону… И что?
— Ну, в принципе — все. Звоню. Узнаю. Убеждаю. Договариваюсь. Факсую проект договора…
— То еcть ты просто весь день звонишь по телефону, я правильно понял? Вот сидишь весь день в офисе, трубку к уху — и звонишь, звонишь… И так с утра до ночи, да?
— Да.
— И так один день, второй, неделю, месяц… Ты этим сколько лет занимаешься?
— Третий год.
— Ну и что — тебе нравится? Вот такая работа?
— Да, — в Вадиме дернулась здоровая злоба. — Нравится.
— Что тебе нравится?! В кнопочки весь день тыкать?!
— Слушай, — он разом освобожденно похерил нормы психиатрической дипломатии. — Чего тебе надо вообще, а?
— Поговорить хочу. Не рыпайся так. Чего тебя стремает? — взъерошенный полез за пояс. — Это тебя стремает? — вытащил пистолет. — Окей. Давай я его уберу, — бросил пушку в свою немереную сумку. — Все. Считай, что его нет. Я хочу просто нормально поговорить. Выяснить. Так что тебе нравится в твоей работе?
— Мне нравится, — Вадим вдруг совершенно ясно почувствовал, что перехватывает инициативу, — хорошо выполнять свои обязанности.
— А ты их хорошо выполняешь?
— Да. Я их хорошо выполняю. Лучше всех в фирме.