Голубая лента
Шрифт:
Уоррен остановился. И он об этом ничего не знал?!
— Харпер-младший?
— Да, Харпер-младший. Это все, что я знаю, — добавила Вайолет, слегка задетая профессиональным пылом Уоррена. Она молча прошла вперед.
— Куда ты? — Они шли по длинному, ярко освещенному коридору.
— Ах, пройдем еще несколько шагов: там тихо. Минута времени у тебя найдется? — Вайолет в раздумье остановилась, глубоко и искренне вздохнула, потом тихо проговорила: — Я отказала ему.
— Хуану?
— Да. Не могу… Я
Вайолет замолчала, и они пошли дальше. Она незаметно прижалась к Уоррену.
— Мы получили из дома более утешительные вести. Папа едет завтра в Нью-Йорк. Он хочет там провести с нами целую неделю… «The kids shall have a good time» [35] ,— пишет он в телеграмме. А ты, Уоррен, тоже задержишься в Нью-Йорке?
35
Пусть девочки хорошенько повеселятся (англ.).
— Да, до тех пор, пока Персивел Белл не пошлет меня в Африку. Ты же знаешь.
Вайолет остановилась. Она взглянула на Уоррена с выражением надежды и желания:
— В Африку? Да-да, я знаю. — Она подошла вплотную и, нежно обняв его, с лукавой улыбкой спросила: — А ты бы не мог взять меня с собой? Ах, Уоррен, возьми меня в Африку! Боже мой! — У нее вырвался тихий смешок.
Теперь все было как прежде, как некогда в Риме. Будто ничего не произошло. Она не обручалась с Сегуро, не стала его любовницей. Вайолет начисто все забыла.
«Она — прелесть!» — подумал Уоррен. Она излучает чистоту и невинность. И он ее любит. Но опять, как тогда, в Риме, в нем зазвучал предостерегающий голос: еще шаг, Уоррен, и ты навеки привяжешь себя к ней. Он собрал все силы, чтобы устоять, и случай помог ему. Мимо них с подносом в руках шел стюард:
— Разрешите, господа!
Вайолет сняла руку с плеча Уоррена и отступила. Он сразу почувствовал себя свободнее и увереннее. Еще секунду назад близость Вайолет была опасной для него, а теперь эта девушка вдруг показалась очень далекой. Он весело и беззаботно засмеялся.
— Но я вовсе не уверен, что Белл пошлет меня в Африку.
— Знаю, знаю. — Она тоже почувствовала, что они как-то сразу отдалились друг от друга, и, немного помолчав, сказала: — Пойми, Уоррен, мне от тебя ничего не нужно. Я постараюсь найти для себя в Нью-Йорке какое-нибудь занятие и тогда время от времени смогу видеть тебя.
— Конечно, Вайолет…
— Не могла бы я работать у тебя секретаршей? Вот было бы чудно, Уоррен! — Взглянув на него, она засмеялась. — Нет, нет, пойми меня как следует. Я назвала тебя тогда эгоистом только за то, что ты не делаешь того, что я хочу. Было бы гораздо правильнее назвать эгоисткой меня.
Они дошли опять до сверкающих огнями магазинов и повернули назад.
— Я ничего от тебя не хочу, слышишь, Уоррен, абсолютно ничего! И не говори мне ни о какой ответственности, — сказала Вайолет. На этот раз они прошли в самую глубь коридора.
Вайолет остановилась.
— Да, я ничего от тебя не хочу, — повторила она. — Но помни, если однажды ты мне телеграфируешь: «Приезжай!» — я немедленно убегу из дому, слышишь? — И опять, обняв его, прижалась к нему и поцеловала.
— Простите! — обратился к ним господин, которому они загородили дорогу.
Уоррен обвил рукой ее нежные, худенькие плечи.
— Послушай, Вайолет, — сказал он. — Мне трудно сейчас что-либо тебе ответить. Прошу тебя, наберись терпения.
— Терпения? Ну что ж!
— Я сейчас так закручен… Сперва я должен закончить эту поездку.
— Понимаю. У тебя работа. — Совсем по-другому говорила она вчера!
— Ты сказала, что вы пробудете в Нью-Йорке неделю. Там мне легче будет собраться с мыслями, и я смогу толком поговорить с тобой.
— Хорошо, Уоррен. — Вайолет бросила на него долгий и нежный взгляд и пожала руку. — В Нью-Йорке? Хорошо! У меня хватит терпения! Ну, до вечера! — сказала она и быстро скользнула в дверь парикмахерской.
Уоррен ликовал. Ну, не сон ли это? Ах, эти женщины! Кто их поймет?! Он был сейчас так же счастлив, как вчера был взбешен и несчастен. Она восхитительна, просто восхитительна! И все же что-то в нем противилось: он еще не хочет быть счастливым, он себе это запрещает! Слишком рано! Слишком рано! Ему еще предстоит долгий путь!
В цветочном магазине он купил у Юноны с красными наманикюренными ногтями баснословно дорогой, но чудесный пучок фиалок и попросил послать его в парикмахерскую для мисс Вайолет Холл.
— О, я знаю, это одна из трех красавиц сестер… — сказала продавщица.
Доктор Каррел закончил свои визиты к больным и, все еще смертельно усталый после трудной ночи, поднялся на капитанский мостик, где попросил доложить о себе капитану Терхузену: он пришел к нему с просьбой.
Капитан Терхузен находился в штурманской рубке; сквозь толстое увеличительное стекло он рассматривал показания дип-лота, только что поднятого со дна океана. Один глаз был у него прищурен, другим, большим и выпученным, как шар, он время от времени поглядывал на судового врача.
— Гм!.. Его превосходительство господин Лейкос? — сердито проворчал он. Красное лицо под гривой белоснежных волос побагровело. — Гм!.. Судовой врач просто ошеломил его своей необычайной просьбой.