Голубая линия
Шрифт:
Тогда встал токарь Забелло, судовой мастер, рабочий высокой квалификации, руки которого могли, кажется, сделать все, и сказал:
— Мы сделаем, Арам Михайлович. Ребята всё понимают. Мы уже говорили… Сделаем. Не беспокойтесь.
И вот началась поистине творческая и героическая работа. Все, кто мог помочь установке мотора, работали, не считаясь со временем, не отдыхая. Их никто не звал, не приглашал, не заставлял. Они пришли сами. Боцман со старшим помощником придумали какие-то необычные, сложные тали, при помощи которых можно было перетащить мотор из машинного отделения на
— Молодцы!
Арам Михайлович поднялся на мостик и подал команду:
— Выбирай!
Собравшиеся на баке люди затаили дыхание. Боцман повернул пусковую ручку. Шпиль не двигался.
— Не берет! — как стон вырвалось у всех. — Не берет! Как же считали?
Электромеханик оттолкнул боцмана и начал поворачивать ручку сам. Вправо! Влево! Шпиль не работал.
— Не берет, — разочарованно махнул он рукой и позвонил на мостик: — Не хватает мощности, Арам Михайлович. Мы подсчитали правильно, но якорь слишком сильно вцепился в грунт. Наверное, не хватает самой малости…
— Боцман, приготовьте надежный трос с буйком достаточной длины. Газосварщика на бак, немедленно, — жестко приказал Оганов. — Будем резать канат.
Скоро капитан мог наблюдать, как у шпиля метался синий огонек. Скверно было у него на душе. На баке понуро стоял боцман Заяицкий. Он отвернулся и не смотрел, как у мощного, красивого звена появляется кроваво-красная, раскаленная щель. У него было чувство человека, которому ампутируют руку.
«Александр Пушкин» пошел на Бермуды. Капитану порта в Сан Пьер Микелон сообщили об оставленном на рейде якоре и просили наблюдать за буйком. Скоро прибудут подъемщики и начнут работы. А еще через неделю теплоход вернулся в Монреаль. Круиз выполнили успешно. Агент сообщил капитану, что на следующий рейс все билеты проданы. Отход намечался через три дня. Но как быть с якорями? Из порта без якорей не выйдешь. Не выпустят портовые власти, да и сам капитан никогда не пойдет без них в море.
Надо было действовать быстро, иначе срывался рейс. Все запросы агента не дали никаких результатов. Купить такой мотор не представлялось возможным, на ремонт требовалось много времени. Монреальские дельцы сразу почуяли безвыходность положения советского лайнера и потирали руки в ожидании больших барышей. Одна фирма предложила взаймы якорь и цепь, но заломила такие деньги, что легче было отказаться от круиза, чем заплатить их. Да и один якорь с цепью не решал проблему мотора. Выбирать-то якоря все равно нечем. На доклад капитана о создавшемся положении из Балтийского пароходства ответили, что круиз должен быть обеспечен любой ценой. Но даже при «любой цене» решение не находилось.
И вот, когда у капитана не оставалось никакой надежды выйти из Монреаля в срок, у него в каюте появился Башаев.
— Арам Михайлович, мы с ребятами заменим обмотку мотора. Я рылся в нашей кладовке и нашел проволоку нужного диаметра и качества. Перемотаем. Дня через три будет готово.
— Сумеете ли? — с сомнением спросил капитан. — И потом
— То завод, а то мы, — засмеялся электрик. — Для завода «Пушкин» ничто, а для нас родной. Сделаем.
Вообще, Башаеву можно было верить. Он был настоящим мастером своего дела, долго работал на крупнейших ленинградских заводах, выполнял сложнейшие электротехнические работы… Мастер. Его вызывали на помощь, когда требовалось поставить диагноз заболевшей машине и произвести операцию. Он был талантливым человеком и любил свое «электричество».
— Сделаем, Арам Михайлович, — еще раз повторил Башаев и ушел. Электрики работали день и ночь, без перерыва. Кто-нибудь недолго отдыхал, потом снова принимался за ремонт. Тогда шел отдыхать другой.
Когда все было готово, капитана пригласили на бак:
— Пойдемте, Арам Михайлович, будем пробовать.
Осторожно, сначала без нагрузки, почти не дыша, запустили мотор. Он работал. Принюхивались, прислушивались: не горит ли где-нибудь обмотка, нет ли нежелательных шумов. Потом потравили цепь и начали ее выбирать. Мотор тянул легко. Наконец дали полную нагрузку. Отдали якорь и выбрали его. Отдали еще раз и опять выбрали. Мотор работал безотказно.
— Ура! — закричали моряки. — Ура! Теперь все в порядке!
Оганов растроганно обнял Башаева и Шапкина:
— Спасибо, ребята! С такой командой, как у нас, ничего не страшно. Выйдем из любого затруднения, из любого шторма. Спасибо.
Все остальное было уже проще, хотя и требовало отличного знания морской практики. Надо было надставить правую якорную цепь, взяв кусок от левой, и приклепать к ней запасной якорь. Если помнить о том, что смычка цепи весила три с половиной тонны, а якорь шесть с половиной тонн, станет понятным, что и эта работа требовала большой сноровки. Но недаром на «Пушкине» плавал морской «ас» боцман Заяицкий.
«Александр Пушкин» ушел вовремя. Скоро в Монреаль привезли якорь, поднятый в Сан Пьер Микелоне. Теплоход еще долго плавал с мотором, отремонтированным Башаевым. До тех пор, пока на судно не прислали из Висмара новый. Да, с такой командой можно было плыть на край света…
КОЛЯ ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА СУДНО
— Арам Михайлович, не знаю, что и делать… Опять Домашев набезобразничал, — сокрушенно сказал старший помощник, докладывая капитану о судовых делах. — Второй случай. Помните, я вам говорил…
— Домашев? Такой высокий, красивый парень? Коля, кажется?
— Он самый. Матрос первого класса, — подтвердил старпом, снова удивляясь памяти капитана. Из трехсот тридцати членов экипажа Оганов знал почти всех по имени и фамилии.
— Что же он натворил?
— Выпивка на судне. А потом грубость. Когда я сделал ему замечание, он в недопустимом тоне начал со мною пререкаться. Ничто на него не действует. И на судовой комитет вызывали, и первый помощник с ним беседовал. Как об стенку горох! Может быть, вы с ним поговорите о его поведении… — Старпом порылся в папке с бумагами и положил на стол напечатанный на машинке листок: — Это мой рапорт.