Голубая роза. Том 2
Шрифт:
Секунду спустя я услышал голос Винха, произносящий мое имя, и тут же почувствовал себя в мире со всем, что меня окружало. Я начал рассказывать ему обо всем, что случилось за день, стараясь ничего не пропускать, – такого человека, как Винх не испугаешь появлением старого призрака.
– Твоя сестра голодна, – сказал Винх. – Вот почему она показывается тебе. Голодна. Приведи ее в ресторан, мы попытаемся это исправить.
– Я знаю, что ей нужно, и это вовсе не пища, – сказал я, но слова Винха вдруг странным образом напомнили мне Джона Рэнсома, сидящего
– Ты в цирке, – сказал Винх. – Но ты слишком стар для цирка. Когда тебе было двадцать один, двадцать два, ты любил цирк. Но ведь теперь ты совсем другой. Ты стал лучше.
– Ты так думаешь? – удивленно спросил я.
– Уверен, – сказал Винх и продолжал, используя образный английский, который хорошо помогал ему передать суть своих мыслей. – И тебе не нужен больше цирк. – Он рассмеялся. – Я думаю, тебе надо уехать из Миллхейвена. Все это теперь не для тебя. В этом я уверен.
– Но почему все так?
– Вспомни, каким ты был раньше – громким и грубым. А теперь ты больше не выпячиваешь грудь, не заводишься, не сходишь с ума.
Я почувствовал легкую боль, которую испытывает, наверное, каждый, когда его сравнивают с молодым идиотом, каким он был когда-то.
– Что ж, – я был тогда солдатом, – произнес я.
– Ты был цирковым медведем, – Винх рассмеялся. – А вот теперь ты действительно солдат.
Мы поговорили еще немного, потом Винх передал трубку Мэгги, она снова поиздевалась надо мной немного, и наконец мы пожелали друг другу спокойной ночи. Было около двенадцати. Я оставил в гостиной свет и поднялся наверх с романом Сью Графтон.
17
Меня разбудил хлопок входной двери. Я сел на кровати, разглядывая незнакомую комнату. Какой это город? Что за отель? Я услышал, как кто-то поднимается по лестнице. В мозгу у меня тут же возник образ осклабившегося толстяка с седым хвостом. Я мог опознать его, и он пришел попытаться убить меня, как пытался убить Эйприл Рэнсом. Его тяжелые шаги слышны были уже на лестничной площадке. У меня пересохло во рту, застучало в висках. Я встал за дверью, обняв себя за плечи.
Шаги проследовали мимо моей комнаты, и секунду спустя рядом хлопнула еще одна дверь.
И тут я вспомнил, где нахожусь, и одновременно услышал за стеной стоны Джона Рэнсома. Отлепившись от стенки, я посмотрел на часы.
Начало девятого.
Я постучал в дверь спальни Рэнсома. Едва слышный голос произнес, что я могу войти.
Толкнув дверь, я сделал шаг в полутемную комнату. Она была почти в три раза больше комнаты для гостей. В дальнем конце комнаты стоял шкаф с зеркальными дверцами, в которых смутно отражалось мое лицо и прямоугольник открытой двери. Мятый пиджак Рэнсома лежал на полу возле кровати, а сам он застыл неподвижно, уткнувшись лицом в подушку.
– Как Эйприл? – спросил я. – Она вышла из комы?
Рэнсом перевернулся на бок и посмотрел на меня так, словно не мог понять, кто перед ним. Он глубоко вздохнул и сел на кровати.
– Боже мой, что за ночь, –
– Если верить врачу, все идет хорошо. – Развязав галстук, он бросил его в сторону дивана, но тот немного не долетел и упал на розовый ковер. – Я посплю несколько часов и снова поеду в Шейди-Маунт. – Он забрался в дальний конец кровати.
На стенах спальни висели две огромные картины – обнаженный мужчина, лежащий в густой зеленой траве, и женщина, прислонившаяся к дереву и простершая вперед обе руки. Картины были выполнены в манере группы «Нейбис». Это были их самые чувственные произведения, которые мне когда-либо приходилось видеть. Джон Рэнсом заметил, что я разглядываю полотна.
– Нравятся?
Я кивнул.
– Эйприл купила их в прошлом году у одного местного парня. По-моему, он какой-то жулик. – Расстегнув и сняв рубашку, он бросил ее на пол, затем вынул из кармана брюк и положил на тумбочку мелочь, ключи и несколько бумажных банкнот. Снял брюки, потом носки. От тела его исходил кисловатый запах пота. – Извини, но я буквально вырубаюсь.
Он начал забираться под легкое покрывало, но вдруг застыл, приподняв его за края. Живот горой поднимался над его трусами.
– Хочешь воспользоваться машиной? Ты сможешь поездить по Пигтауну, посмотреть...
Запнувшись, он ударил себя кулаком по лбу.
– Извини, Тим, просто я устал еще больше, чем мне казалось.
– Ничего страшного, – сказал я. – Люди, которые живут в этом районе, тоже называют его Пигтаун.
Это была наглая ложь – люди, родившиеся и выросшие в моем районе, ненавидели это название, но Джон принял мои слова за чистую монету, и ему сразу стало легче.
– Вот и хорошо, – сказал он, опуская голову на подушку и глядя на меня красными от усталости глазами. – Белый «понтиак».
– Думаю, мне действительно стоит здесь осмотреться, – сказал я.
Рэнсом закрыл глаза, по телу его прошла легкая дрожь, и он тут же уснул.
Часть четвертая
Уолтер Драгонетт
1
По дороге в район, где прошло мое детство, я понял вдруг, что сначала мне хочется побывать совсем в другом месте, и, повернув белый «понтиак» Джона Рэнсома на Редвинг-авеню, поехал мимо призраков старого Миллхейвена. То здесь, то там попадались бары, где сидели раньше вечерами мужчины со всего квартала, вот только жилых кварталов вокруг больше не было. Яркое утреннее солнце, казалось, хотело расплавить каменные здания, чтобы они растеклись по дымящимся тротуарам. Миллхейвен, мой Миллхейвен постепенно растворялся у меня перед глазами, превращаясь в обычный американский городок.