Голубая роза
Шрифт:
Оценивать произведение искусства в контексте социальных, антропологических, любых иных характеристик автора всё равно, что сравнивать его с рисующим дельфином; но, если использовать особенности современного общества, можно найти, например, преимущества в принадлежности к этническому меньшинству.
Вот, могу констатировать, я стала первой черкесской художницей России, чьи цифровые работы, созданные в союзе с AI, в сентябре 2023 г. участвовали в Международной выставке
А с сегодняшнего, декабрьского утра этого же года, я – первая черкесская писательница, использовавшая AI при создании литературного произведения.
Первая, потому что нас, черкесов (адыгов), в России мало. Так что, у этого личного достижения горчайший привкус. Я предпочла бы быть сороковой, сотой черкесской цифровой художницей России, лишь бы весь мой народ имел беспрепятственное безоговорочное право и возможность жить на своей исторической родине.
Сергию, Олегу, Лорану, Ираду, сёстрам…
и той, чью жизнь жила…
по дороге к невозможному только и возможно нечто иметь 1 …
Предыстория
Где-то в необъятном космосе есть школа душ под названием…
То есть, она непременно должна быть.
Когда писала эту повесть точно знала, что школа есть, и даже знала её название. Но начав редактировать текст на трезвую голову, вдруг спросила себя: «Действительно ли я видела всё, о чем написала; не показалось ли мне; не плод ли это моего разыгравшегося в тот период воображения?»
У меня нет теперь однозначного ответа, но только смутные воспоминания и этот текст, записанный на голову горящую, безумную, почти сумасшедшую, если говорить о моих ощущениях тогда.
Как интересно, один и тот же человек в течение короткого промежутка времени находится в столь разных состояниях, что видит одни и те же вещи так по-разному. Читая дальше и убеждаясь окончательно, что я была в период творчества совсем не я, решила текст не менять, но оставить как есть…
Итак. Выпускники той школы воплощаются в разумных существ на миллионах миллиардов таких же планет, как наша…
Человек разумный давно догадался, что существует несчётное количество планет, похожих на Землю. Некоторые из них я посетила; но в рассудочном состоянии мало что помню – помню только вводную часть, или, точнее, момент входа в то измерение. Возможно, придёт день и вспомню всё. Иначе нет смысла в знании, полученном по воле сил, полагаю, более разумных и уж точно, видящих дальше меня.
Признаюсь, начав работу над этим текстом, ожидала, что мы – я и мой гений – всё же напишем что-нибудь о других мирах, но нет, не получается. Это потому, что сейчас передо мной стоит другая задача – через истории нескольких выпускников той школы сообщить читателю чрезвычайно важную информацию.
Что касается других планет и миров… О них фантастически интересно рассказали многие славные парни, с которыми вряд ли когда сравнюсь хотя бы потому, что выросла в культуре, тысячей различных способов, убеждавшей – и таки убедившей, – что женщина всего лишь модифицированное ребро полноценного человека.
К слову, я попробовала представить женщину в качестве ребра 2 мужчины и поняла природу мужской полигамии. Взглянув на плод моей визуализации, каждый поймёт, что я имею ввиду…
Если бы человек изобрёл аппарат, наподобие фотографического или рентгеновского, но способный фиксировать метафизические состояния, думаю, на снимке Хана – единственного мужчины этой повести – мы бы увидели нечто подобное.
2
Есть и другая гипотеза возникновение женщины. См. А.Ф.Элфорд. Боги нового тысячелетия.
Мне нравилось писать о Хане: во-первых, потому что он – чрезвычайно привлекательный мужчина (не знаю, правда, смогла ли передать свои ощущения от наблюдения за ним); во-вторых, потому что он вообще не рос, как персонаж, но родился совершенной цельной личностью. Понимая, что в ходе повествования герой должен меняться, по существу, я мало что могла сделать – я ведь не сочинитель, но биограф; точнее, историк, в смысле, тот, кто пишет истории.
Да, нелишне сразу же определиться с тем, что называю историей. Начну с того, на чём не стоит зацикливаться, читая эти тексты.
Полагаю, не стоит сильно задумываться о национальности, месте и времени рождения, гендерных и любых иных сведениях, что указывали в своих резюме и других формах герои историй этой повести когда бы то ни было на протяжение жизни. Это потому, что все перечисляемые в таких документах сведения – год, место, профессия и прочее – непостоянны.
То есть, да, персонажи повести, как и я, спокойно откликаются на имя, что значится в паспорте, считают себя женщиной (или мужчиной, или ангелом, богом или ещё кем-то) ровно настолько, насколько идентифицируют себя с теми, кого так называют; думаю, как и я, они искренне относятся к членам семьи, родне и нации, испытывая чувство долга перед одними и – недоуменно, как и я – смиряясь с отличными от остального человечества отношениями с другими…
Как видим, я ставлю себя в один ряд с героями этой повести. Читатель поймёт почему это делаю и, возможно, оспорит мои аргументы, или, напротив, дополнит их и разовьёт.
На самом деле, есть что дополнять. Например, я думаю, что анкетные данные – и изначально заданные, и возникшие в процессе жизни – случайны. Порой мне видится, что я – это не я; а важные для внешней, сторонней, идентификации сведения – включая усвоенное мировоззрение, поведенческие шаблоны, любые так называемые знания, и даже отдельные мысли – большую часть времени воспринимаю как скованную из отдельных пластин тяжеленную кольчугу, которую, придёт день, и сниму.