Голубка
Шрифт:
Татьяна Ивановна поджала губы. Она не любила, когда муж начинал рассуждать на патриотические темы. Разве она когда-нибудь возражала против того, чтобы воспитывать дочь как комсомолку, а не как кисейную барышню? Да никогда же не возражала… вслух. Однажды Лерочка не захотела идти на демонстрацию в промозглом ноябре. Она попыталась было заступиться за дочь. Что тут началось! Вся семья, включая Лизу, выслушала гневную лекцию о патриотическом долге и политическом положении в мире.
И бедная девочка отправилась на демонстрацию, а через две недели выяснилось, что она уже была беременна… Господи, неужели это было? И ведь Петя-то ничего так и не узнал. Большой ребенок этот Петя!
Поскольку жена молчала, генерал продолжил
— А мне парень понравился. — Петр Дмитриевич улыбнулся в усы. — Наш человек!
— Петя! Что значит — понравился? Ты видел его… пятнадцать минут!
— Ну и что? Зато я дочь свою знаю не пятнадцать минут. И понимаю, почему она выбрала не этого штатского хлюпика Олежку, а нормального офицера! И готова ехать за ним на край света, не испугалась трудностей! Моя дочь!
Генерал выдохнул и отправил в рот полную стопку водки, которая до этого нетронутая стояла на столе рядом с хрустальным запотевшим штофом.
— Это Олег — хлюпик? — поразилась Татьяна Ивановна. — Тебя послушать, так весь мир делится на гражданских хлюпиков и военных бравых парней. Гражданские для тебя вообще второй сорт. А между тем, Петя, многие из этих людей тоже самоотверженно служат Родине. Медики, учителя, дипломаты, наконец…
— Но Лерка — дочь офицера! И в мужья себе выбрала офицера! — распалялся генерал, взмахивая сигарой. — И я одобряю ее выбор. И этот лейтенант, судя по всему, не какой-нибудь скользкий карьерист! Не из тех, кто и женится по расчету, и мечтает, не понюхав пороху, влезть в штабную кормушку, где посытнее… Он из тех, кто готов и носом в грязь, и спать в палатке, и вообще — не ради карьеры!
— Петя! Что ты такое говоришь? Ты допустишь, чтобы Лерочка… спала в палатке?
Татьяна Ивановна не выдержала и зашмыгала носом.
Генерал в сердцах отодвинул стул. Лиза с опаской выглядывала из коридора. Глаза ее тоже были на мокром месте.
— Дочь просила вас вещи собрать? — прогремел он, выбираясь из-за стола. — Или она с пустым чемоданом во Владивосток отправится?!
Вопрос был закрыт, и второй раз за семейную жизнь Татьяна Ивановна почувствовала, что судьба не хочет подчиняться ей, взбрыкивает, как норовистая лошадь. А ведь она так хорошо все задумала… Если бы только Лерочка была послушной…
Иринка убрала со щеки прядь каштановых волос, встряхнула головой и отвернулась от окна. Перед ней лежал чистый двойной листок в клетку, вырванный из тетради по физике. Она развинтила перьевую ручку и проверила наличие чернил. Ничто не мешало приступить к письму.
И все же она медлила. Как начать? Здравствуй, Герман? Слишком официально. Он в своем письме называет ее по-домашнему — Иринка. Как в детстве. Он то и дело вставляет разные морские словечки, и поэтому слог у письма интересный, легкий. Складывается впечатление, что жизнь Герки, вчерашнего детдомовца, полна приключений. А ведь сколько в детдоме было шума, когда Герка, едва получив аттестат об окончании восьмилетки, сбежал! Должен был, как все, переехать в общежитие ГПТУ № 8, чтобы учиться на сварщика, и — сбежал! Иринка думала, что никогда больше не узнает о нем. И вдруг это письмо. Герка, оказывается, осуществил свои планы — поступил в мореходку. Он уже ходит в плавания и носит морскую форму. А что напишет она? Да он заскучает, читая ее письмо!
Иринка снова взглянула в окно, где вовсю бушевала весна, и вывела первые слова: «Гера, здравствуй!»
Потом она склонилась над партой и стала выводить ровные строчки, блестящие на солнце фиолетовыми чернилами:
«Ты пишешь, что у вас уже купаются в море и совсем лето. У нас, конечно, не так, но весна в разгаре. Город наш весь зеленый. Осталось совсем немножко до экзаменов. Ты вот спрашиваешь, куда я буду поступать после восьмилетки. А я еще не решила. Вообще мне нравится шить. Я сама сшила себе платье к выпускному. Даже иногда Кирочка просит меня что-нибудь сшить для нее. Я бы хотела выучиться на швею, но в швейном техникуме нет общежития. Тетя Поля советует мне поступать в кулинарное, на повара. Там хорошее общежитие. Кстати, у тети Поли появился второй внук. А у нас новый директор! Ангелина Павловна перешла в гороно».
Иринка прервала свое занятие и подняла глаза к потолку. Она представила себя в белом платье с голубым воротником, которое сшила сама. Как жаль, что Германа не будет на вручении аттестатов! И он не увидит ее в новом платье. Оксана сказала, что платье получилось «гарное». А Оксана зря не скажет.
Иринке нравилось, когда ее хвалят. Наверное, поэтому ей нравится шить.
Когда два года назад Герка жил здесь, она еще не шила платья. Она ходила в школьной форме с протертыми локтями. Однажды на склад поступила новая одежда, и девочкам-шестиклассницам раздали новое белье и по штапельному платью. Сколько было радости! А вернулись с ужина и обнаружили, что в комнате был шмон. Ясное дело — приходили старшие девчонки за обновками. У Иринки тогда ничего не взяли. Она даже для своих тринадцати оставалась еще слишком худой и маленькой. Соседка Марина — крупная, рослая — безутешно рыдала. У нее забрали платье. Жаловаться было бесполезно — старшие могли за такое устроить потом темную. Жаловаться на своих в детском доме недопустимо. Получил новые вещи — карауль их как можешь. Тогда Иринка собрала у девочек кое-какие обноски, распорола по швам и смастерила Марине новое платье. Это оказалось не так уж и сложно. Платье получилось даже интереснее, чем фабричное. Особо выгоревшие места закрыли карманами. Марина утешилась. А Иринка стала шить. Потом она выросла.
Теперь уж она не была самой маленькой и тощей среди ровесниц, догнала их. Как тетя Поля говорит — выправилась. А Герка, тот, наверное, стал еще симпатичнее. Они не виделись так давно, что она уж и не представляет, какой он. Наверное, стал еще выше ростом и еще симпатичнее. Снова вспомнила она их давний разговор на кухне, и мысли эти вновь привели ее к давно задуманному, но так и не осуществленному намерению.
Наскоро закончив письмо, она положила его в конверт, провела языком по клейкому краю и запечатала. Она оглядела пустой класс с высокими зелеными партами, поседевшую от мела доску и улыбнулась. Все! Она почти выросла! Без сожаления она покинет школу, детский дом и не страшась вступит в настоящую жизнь.
Проходя по гулкому школьному коридору, она искоса взглянула в огромное зеркало на стене. А она очень даже ничего. Теперь будет жить в общежитии, как и другие девушки. И если, конечно, она сама не скажет, никто не узнает, что она из детского дома. На ней ведь не написано. Внешне она ничем не отличается от других.
Бросив письмо в почтовый ящик, Иринка пересекла вытоптанный детдомовский двор. Сердце ее гулко стучало. Она сделает это сегодня. У нее все получится, она это чувствует.
День шел как обычно. После обеда она сходила на музыку, потом посидела в классной, готовясь к экзаменам. А когда все ушли вместе с воспитателями в кино, она, сославшись на головную боль, осталась.
Поднявшись на третий этаж, подошла к кабинету директора. Прислушалась. Из кабинета доносились голоса. Она отошла к окну. В своем письме она не зря написала Герке, что у них новый директор. Это обстоятельство было очень важным для нее. Никогда прежде, при Ангелине Павловне, она не решилась бы обратиться с подобной просьбой. Но новый директор сразу понравился ей. С первого взгляда. Было в его лице что-то доброе. Конечно, у него было полно дел, и он частенько засиживался допоздна в своем кабинете. Но у него не было привычки смотреть поверх головы ученика и сухо отчитывать, выстукивая ритм фраз карандашом.