Голубое Сало
Шрифт:
Перед дверью остановился, произнес:
– Зэркало.
Появилось зеркало.
Сталин недоверчиво посмотрел на себя – желтолицего старика с редкими рыжеватыми усами, обвислым носом, низким рябым лбом, бесцветными глазами и седыми, зачесанными назад волосами. Поправил клапан на белом кителе, кашлянул и шагнул в дверь.
Булькнув, она впустила его в большую, ярко-оранжевую комнату. Голый, невероятно худой молодой человек полулежал на огромном подиуме, утопая в шевелящихся ворсинках
На полу, на стальной доске лежал пласт голубого сала, сращенный из узких шматков.
– Разрешите, гаспадин ST? – произнес Сталин своим бесцветным голосом.
– Ты совсем V-2 потерял, старый сяотоу? – проговорил юноша высоким голосом, обнажая сиреневые зубы.
– Я все нашел, гаспадин ST, – Сталин раскрыл книгу. – Вот, здесь в главэ номэр четыре напысано: сплачивание в прямоугольный грэбень гараздо надежней, чем сплачивание в трэугольный.
– А это что? – показал юноша глазами на голубое сало.
– А это и есть сплачиваные имэнно в прямоугольный грэбень, гаспадин ST.
– И он, по-твоему, – надежен?
– Савершенно надежен, гаспадин ST.
– Ты уверен, рипс нимада?
– Я абсолутно уверен, гаспадин ST. Юноша кинул в Сталина саранчой:
– А если по швам расползется, как у Сидни Новикофф?
– У нее сплачение было на гладкую фугу, гаспадин ST. Паэтому и распадалось.
– А если сделать «ласточкин хвост»? – юноша почесал свой расшитый бисером член. Сталин прижал книгу к груди:
– Гаспадин ST. Паймыте, пожалуста. Саедынение шматков тыпа «ласточкин хвост» применяется только… Раздался сигнал получения голубиной почты.
– От кого это, рипс сяобень? – поставил стакан юноша.
– Я сэйчас прынесу, – Сталин вышел, положил книгу на свой стол и по винтовой лестнице с трудом поднялся на крышу.
Там было мокро и промозгло – мартовский ветер гнал по небу клочья облаков, внизу погружалась в сумерки Москва.
Клон-голубь размером с гуся сидел в стальной клетке и ритмично дергал серой, переразвитой грудью, Узловатые лапы со свирепыми когтями намертво вцепились в клетку Сталин вытянул из гнезда электрод, подошел к клетке. Кося большими черно-желтыми глазами, голубь раскрыл мощный клюв и зашипел. Сталин тронул почтаря электродом. Голубь дернулся и забился в слабой агонии. Сталин открыл клетку, вытянул из гнезда электронож и умело разрезал голубя пополам. Изношенные крылья птицы мелко трепетали. Сталин вынул из желудка почтаря серебристую капсулу, смахнул тряпкой кровь, сунул в карман кителя. Затем нажал педаль, и обе половины клон-голубя провалились в мусоропровод.
Сталин спустился вниз, протянул капсулу юноше:
– Прашу вас, гаспадин ST
Тот взял капсулу, раскрыл. В ней оказалась полоса свернутой рисовой бумаги, исписанная мелким почерком. Юноша прочел вслух:
2 января.Привет, mon petit.Тяжелый мальчик мой, нежная сволочь, божественный и мерзкий топ-директ. Вспоминать тебя – адское дело рипс лаовай, это тяжело в прямом смысле слова.И опасно: для снов, для L-гармонии, для протоплазмы, для моего V-2.Еще в Сиднее, когда садился в траффик, начал вспоминать. Твои ребра, светящиеся сквозь кожу, твое родимое пятно «монах», твое безвкусное tatoo-pro, твои серые волосы, твои тайные цзинцзи, твой грязный шепот: поцелуи меня в ЗВЕЗДЫ.Юноша зевнул, кинул письмо на пол:
– Все-таки пеньтань этот Глогер, а? Сталин осторожно пожал сутулыми плечами:
– Нэ очень умный человэк.
Юноша отхлебнул пива:
– Tatoo-pro я уже полгода не ношу, серых волос у меня в помине не было, рипс шен шен. А в ЗВЕЗДЫ целовать липкий Boris никогда не умел. Он умел одно – сопливить отношения. А ты знаешь, сяочжу, как я не выношу этого.
Он встал:
– Значит, ты уверен, что прямоугольный гребень не подведет?
– Абсолутно, гаспадин ST.
Юноша потянулся своим тонким телом, хрустнул костяшками пальцев и визгливо выкрикнул:
– Зер-ка-лааа!
Вокруг него поплыли три зеркала.
– Набрось, – приказал он Сталину.
Сталин осторожно поднял со стальной доски пласт голубого сала и накинул на костлявые плечи юноши. Составленная из 416 шматков, накидка светилась голубым, доходя юноше до пояса. Сталин застегнул замок молибденового ошейника. Юноша поправил его, уперся руками в бедра, неотрывно глядя в плывущие зеркала:
– Если я на Пасхальном балу раскрашу носорога – пойдешь к моему деду в навигаторы.
– Все будэт харашё, – натянуто улыбнулся Сталин. Юноша покружился, накидка тяжело прошелестела.
– Ну? Похож я на Фэй Та? – спросил он свое отражение.
– Как двэ капли, – ответил Сталин, и с хорошо скрытой ненавистью посмотрел на него.