Голубое шампанское

Варли Джон Герберт

– Конечно, это…

– …а если не просто… Но ты никогда не говорил такого, что могло бы…

– Господи, нет. Я не хочу оказаться привязан.

– Я тоже.

Казалось, она хотела что-то добавить, но лишь опять коснулась щеки Купера и оставила его в покое.

* * *

Купер был так погружен в свои мысли, что прошел мимо стола, за которым сидела Меган Гэллоуэй со своей командой.

– Купер! Вы ведь Купер?

Когда Купер повернулся, у него уже была наготове «улыбка для камеры». Хотя к этому

времени его уже редко узнавали, рефлексы все еще работали. Но улыбку быстро сменило более искреннее восхищение. Он был удивлен и польщен тем, что она знает, кто он такой.

Гэллоуэй поднесла ладонь ко лбу, глядя на Купера с комичной напряженностью. Потом щелкнула пальцами и снова шлепнула себя по лбу.

– Я все пытаюсь вспомнить это имя с той минуты, когда увидела вас в воде, – сказала она. – Только не говорите… я вспомню его… это было прозвище…

Она беспомощно смолкла, затем поставила локти на стол и уперлась подбородком в руки, раздраженно глядя на Купера.

– Не могу вспомнить.

– Это…

– Не говорите.

Он хотел было сказать, что не раскрывал его, но вместо этого пожал плечами и промолчал.

– Я вспомню, если вы дадите мне время.

– Она сможет, – сказала другая женщина, которая потом указала на свободный стул и протянула ему руку: – Я Консуэла Лопес. Позвольте угостить вас выпивкой.

– Я… Купер.

Консуэла подалась вперед и прошептала:

– Если она не вспомнит ваше чертово прозвище за десять минут, скажите ей, ладно? Иначе от нее не будет никакого толку, пока она не вспомнит. А вы спасатель.

Он кивнул, и ему мгновенно принесли напиток. Купер попытался скрыть изумление. Произвести впечатление на официантов в кафе на променаде было невозможно. Тем не менее участникам вечеринки Гэллоуэй даже не было нужды заказывать.

– Восхитительная профессия. Вы должны о ней рассказать. Я продюсер, учусь быть сутенером. – Она покачнулась, и Купер понял, что она пьяна. В ее речи это никак не проявилось. – Тот адский тип с бородой – это Маркхэм Монтгомери, режиссер и талантливый проститут. – Монтгомери взглянул на Купера и изобразил нечто вроде кивка. – А эта личность неопределенного пола зовется Коко-89 (простигосподи), звукооператор, вселенская загадка и приверженец религиозно-сексуального культа настолько таинственного, что даже сам Коко точно не знает, в чем его смысл.

Купер видел Коко в воде. У него или нее имелись мужские гениталии и женские груди, но гермафродиты в Пузыре редкостью не были.

– Ваш’ здровье, – серьезно сказало Коко, поднимая стакан. – Ващще-то ваш танц на глуб’не достоин поч’сти.

Все засмеялись, кроме Купера. Он не понял шутки. Лопес его волновала – он слышал забавные речи от стольких богатых или многоопытных людей, что не смог бы сосчитать, – но Коко несло откровенную чушь.

Лопес приподняла над краем стола серебряную трубочку, нажала на спуск, и в сторону Коко вылетела струйка переливающегося серебристого порошка. Она разбилась на тысячи мерцающих точек. Гермафродит вдохнул эту пыль, глуповато улыбаясь.

– Шиза-пыль, – пояснила Лопес и направила трубочку на Купера. – Хотите нюхнуть?

Не дожидаясь ответа, она выстрелила вторую струйку. Порошок замерцал вокруг головы Купера. Он пахнул как один из популярных афродизиаков.

– Что это?

– Наркотик, изменяющий сознание, – театрально произнесла она, но, увидев в глазах Купера тревогу, немного смягчилась. – Приход очень короткий. Реально я дала вам такую малую дозу, что вы почти не заметите. Минут пять, не больше.

– И что он делает?

Она взглянула на него с подозрением.

– Ну, он уже должен был подействовать. Вы левша?

– Да.

– Вот и объяснение. Большая его часть подействовала не на то полушарие. А действует он на центр речи.

Монтгомери протрезвел достаточно, чтобы повернуть голову, и взглянул на Купера практически со скукой.

– Это как вдыхать гелий, – пояснил он. – Какое-то время говоришь очень смешно.

– А я и не думал, что такое возможно, – сказал Купер, и все рассмеялись.

Он поймал себя на том, что рефлекторно ухмыляется, не поняв, что такого смешного сказал, пока мысленно не повторил сказанное и не понял, что произнес нечто вроде «Можн так воз что думал не я…».

Купер стиснул зубы и сосредоточился.

– Мне, – сказал он и немного подумал. – Не. Нравится. Это.

Компания пришла в восторг. Коко забормотало всякую чушь, а Лопес похлопала его по спине.

– Немногие догадываются настолько быстро, – сказала она. – Говори предложениями в одно слово, и все будет пучком.

– Шиза-пыль бьет по способности мозга составлять предложения, – пояснил Монтгомери почти с воодушевлением. Купер знал по своему опыту, что тот говорит об одной из тех вещей, которая способна его взбудоражить и стала его сегодняшним чудом на десять минут. О том, что проделывают сегодня все, кто слывет более-менее важной персоной, и о чем назавтра же позабудут. – Сложные мысли более не…

Купер шарахнул кулаком по столу и получил ожидаемое молчание. Глаза Монтгомери остекленели, и он отвернулся, изображая скуку из чисто спортивного интереса. Купер встал.

– Вы, – произнес он и ткнул в них пальцем. – Вонючки.

– Четверть Метра! – воскликнула Гэллоуэй, показывая на Купера. – «Купер Четверть Метра»! Серебряная медаль в Рио, бронзовая в Шанхае, полторы тысячи метров вольным стилем, выступал за «Юнайтед С.А.», потом за «Райанкорп». – Она гордо улыбнулась, но потом огляделась, и улыбка погасла. – Что не так?

Купер ушел. Она догнала его, когда он почти скрылся из виду за изогнутым полом променада.

– Четверть Метра, пожалуйста, не…

– Так не меня называй! – рявкнул Купер, отдергивая руку, когда она к ней прикоснулась.

Ему было наплевать на то, что он произносит. Ее протянутая рука неловко зависла, поблескивая золотыми полосками на каждом из суставов пальцев.

– Тогда мистер Купер. – Она опустила руку, а следом и взгляд, уставившись на свои обутые ноги. – Хочу извиниться за свою коллегу. Она не имела права так поступать. И была пьяна, если вы не…