Голубоглазый дьявол
Шрифт:
– Я не знаю, - ответила я беспомощно.
Гейдж потер лицо обеими руками. Встал из-за стола. – Я собираюсь одеться и ненадолго поехать в офис. Я не стану никуда звонить. – Он нарочно сделал паузу, прежде чем добавить, - Пока. – Подойдя к детскому стульчику, он взял Мэтью и подбросил его, заставив завопить от восторга. Опустив извивающееся тельце, Гейдж поцеловал его в шею и прижал к груди. – Эй, приятель. Будь хорошим мальчиком с Мамочкой, пока меня нет. Я приду попозже и мы займемся нашими мужскими делами.
Посадив ребенка обратно в стульчик, Гейдж наклонился поцеловать
Либерти подождала, пока Гейдж уйдет в душ, прежде чем сказать мне мягко, - Он так расстроился, когда привез тебя домой. Он любит тебя. И сходит с ума, думая, что кто-то мог причинить тебе боль. Он едва сдерживается, чтобы не поехать в Даллас и… не сделать чего-то не в твоих интересах.
Я побледнела. – Если он поедет к Нику…
– Нет, нет, он не поедет. Гейдж очень хорошо владеет собой, когда ему нужно добиться желаемых результатов. Поверь мне, он сделает все необходимое, чтобы помочь тебе, неважно, насколько это трудно.
– Мне жаль, что я втянула вас в это, - сказала я. – Я знаю, что это последнее, что нужно вам с Гейджем.
– Мы - твоя семья. – Она наклонилась и снова заключила меня в долгие, уютные объятия. – Мы во всем разберемся. И не волнуйся насчет Гейджа… Я не позволю ему на тебя давить. Он просто хочет, чтобы ты была в безопасности… но ему придется позволить тебе решать, как этого добиться.
Я почувствовала, как меня накрыла волна любви и благодарности к ней. Если в моем сердце и оставалась хотя бы капелька обиды или зависти, она тотчас же исчезла.
Начав говорить, я уже не могла остановиться. Я рассказала Либерти все: то, как Ник контролировал домашнее хозяйство, про рубашки, которые мне приходилось гладить, как он называл меня «Мэри». Услышав последнее, она округлила глаза и сказала тихо, - О, Хейвен. Он как будто пытался тебя стереть.
Мы расстелили большое стеганое одеяло с изображением скотного двора, и Мэтью ползал среди вышитых животных, пока не заснул на стаде овец. Либерти открыла бутылку охлажденного белого вина. – В твоем рецепте написано, что алкоголь может усилить действие лекарств, - предупредила она.
– Хорошо, - сказала я, сжимая свой бокал. – Не будь жадиной.
Сидя на одеяле рядом со спящим ребенком, я попыталась поудобнее устроиться на горе подушек, которые Либерти выложила для меня. – Самое странное, - сказала я ей, все еще размышляя над нашими с Ником отношениями, - это время, когда с ним хорошо, потому что тогда тебе кажется, что все меняется к лучшему. Ты знаешь, на какие кнопки не стоит нажимать. Но потом появляются новые кнопки. И не имеет значения, как тебе жаль или как сильно ты стараешься, все, что ты говоришь и делаешь, лишь нагнетает напряжение, пока не происходит взрыв.
– И взрывы становятся с каждым разом все хуже, - сказала она со спокойной уверенностью, которая привлекла мое внимание.
– Да, верно. Ты когда-нибудь встречалась с таким парнем?
–
Взгляд ее скользнул по тельцу спящего Мэтью, мягкому и тяжелому, словно пакет с мукой. – Думаю, тебе нужно выяснить одну вещь - сможет ли психотерапия помочь в случае с Ником. Станет ли твой уход достаточной причиной, чтобы он захотел измениться.
Я глотнула вина и ненадолго задумалась над этим. Была ли жестокость Ника чем-то, что можно было срезать, как кожуру у апельсина? Или она пронизывала его насквозь?
– Думаю, что касается Ника, то его придется постоянно держать под наблюдением, - наконец сказала я. – Я ни разу не слышала, чтобы он признал, что виноват или что ему нужно хоть как-то измениться. Виновата всегда я. – Отставив свой пустой бокал, я потерла лоб. – Я никак не могу понять… любил ли он меня когда-либо вообще? Была ли я для него кем-то больше, чем просто той, кого можно запугивать и третировать? Потому что если я всегда была ему безразлична, значит, я еще большая идиотка, ведь я любила его.
– Может, он любил тебя, как только умел, - сказала Либерти.
Я невесело улыбнулась. – Как мне повезло. – Я вдруг поняла, что мы разговариваем о моих отношениях с Ником так, словно они уже были в прошлом. – Если бы я узнала его получше, - продолжила я, - подольше с ним встречалась, может, я бы смогла увидеть, что скрывается за фасадом. Это - моя вина, что мы так скоро поженились.
– Неправда, - возразила Либерти. – Иногда имитация любви может быть чертовски убедительна.
Ее слова напомнили мне о чем-то, что я слышала от нее давным-давно в ночь ее свадьбы. Целую жизнь назад. – Как имитация, которая была у тебя с Харди Кейтсом?
Она кивнула, выражение ее лица стало задумчивым.
– Да, хотя я бы не хотела сравнивать Харди с Ником. Он бы никогда не поднял руку на женщину. По правде говоря, проблема Харди напротив… в том, что он так и рвется кого-нибудь спасать… не помню, как это называется…
– Синдром рыцаря на белом коне.
– Да. Но когда спасение состоялось, это сигнал для Харди, что пора уходить.
– Он не был таким уж рыцарем в сияющих доспехах, когда сорвал сделку Гейджа, - не смогла удержаться я от возражения.
Улыбка Либерти стала печальной. – Ты права. Но думаю, Харди считал это ударом по Гейджу, не по мне. – Она недоверчиво покачала головой. – Насчет тебя и Ника… ты не виновата в том, что он стал ухаживать за тобой. Я читала, что тираны выбирают женщин, которыми могут легко управлять… у них на таких что-то вроде радара. Если взять башню, наполнить ее людьми, среди которых будут один тиран и одна беззащитная женщина, они найдут друг друга.
– О, здорово. – Возмутилась я. – Я – ходячая мишень.