Голубоглазый юноша
Шрифт:
– А зачем было возвращаться? – Загадочность ее занятий не стала для него меньше.
– На мое место прислали другого, а я домой. Фонд, на который я работаю, меняет нас каждые несколько месяцев.
– Вам нравится?
– Чаще да, чем нет. Иногда не очень, но два-три месяца можно потерпеть. К страху и неудобствам постепенно привыкаешь.
– Вам много платят?
Вопрос Джинни рассмешил.
– Нет, совсем мало. Это тот случай, когда просто занимаешься любимым делом. Условия обычно суровые. Иногда душа уходит в пятки от страха. А ты? В школу ходишь?
Блу помялся, прежде чем ответить.
– В последнее время нет. Ходил, пока жил у тетки. Теперь времени нет. Подрабатываю, когда
Она кивала, удивляясь про себя, как он живет на улице – без родных, без денег. Если ему было столько лет, как она подозревала, его задачей было не попасться сотрудникам Службы охраны детства, иначе его ждал бы арестный дом для несовершеннолетних правонарушителей или приемная семья. Джинни огорчило, что Блу не учится и сам борется за жизнь.
Они поболтали еще несколько минут и вышли на улицу. Он сказал, что вернется в аппаратную после наступления темноты. Проводить сочельник в таком месте было слишком тоскливо, и, глядя на него, она приняла решение.
– Хочешь провести немного времени у меня дома? Ночевать можешь вернуться в аппаратную. Захочешь – посмотришь телевизор. Мне сегодня все равно нечего делать.
Раньше она хотела накормить ужином постояльцев приюта для бездомных. Это выглядело неплохим вариантом: лучше помогать другим, чем жалеть себя и ждать, пока кончится праздник. Услышав ее предложение, Блу заколебался: пока еще он не полностью ей доверял и не очень понимал причину ее доброты к нему, но что-то ему в Джинни нравилось; если все, что она говорит, правда, то она хороший человек.
– Ладно, может, и загляну, – согласился он, и они вместе пошли дальше по улице.
– Я живу в квартале отсюда, – объяснила Джинни. Несколько минут – и они были на месте. Она отперла дверь, он вошел вместе с ней в холл, в лифт. Джинни открыла ключом дверь квартиры. Войдя, Блу принялся озираться, разглядывать неказистую мебель, голые стены. Потом удивленно улыбнулся.
– Я думал, у вас уютнее…
Джинни прыснула. Он был вежливым, но правдивым. Юность обычно откровенна.
– Ну да, переехав сюда, я не тратила время на уют. Я подолгу отсутствую, – со смущенной улыбкой объяснила Джинни.
– У моей тети трое детей и квартира с одной спальней там, в жилом районе… – Джинни догадалась, что он имеет в виду Гарлем. – Но даже у нее получше, чем здесь.
Теперь прыснули они оба, Джинни смеялась даже громче Блу. Заключение бездомного мальчишки, что ее квартира – безрадостная конура, прозвучало окончательным приговором. Оглядевшись, Джинни не могла с ним не согласиться.
– Сядь в это кресло, знаешь, какое удобное! – Она показала, куда сесть, и сунула Блу дистанционный пульт. В его присутствии она не испытывала ни капли смущения. От него не исходило никакой опасности, она чувствовала в нем родственную душу. Оба были – каждый по-своему – бездомными. Прежде чем усесться, он побродил по комнате, увидел на ее письменном столе фотографию Марка и Криса, долго смотрел на нее, потом перевел взгляд на Джинни.
– Кто они?
Блу почувствовал, что это важные для нее люди, за фотографией скрывалась какая-то история. Своим вопросом он застал Джинни врасплох. Она целую минуту приводила в порядок дыхание, прежде чем ответить как можно спокойнее:
– Мои муж и сын. Они погибли три года назад. Три года исполнилось как раз вчера. – Она очень старалась придать своему голосу бесстрастность.
Блу сначала молчал.
– Жалко, – проговорил он наконец. – Очень грустно.
У него самого был не меньший повод для грусти: мальчишка лишился родителей и дома, выживал на улице. Джинни официально не числилась бездомной, но гибель Марка и Криса навсегда изменила ее жизнь и отправила в безрадостный дрейф.
– Автомобильная авария, – объяснила Джинни. – Поэтому я стала путешественницей. Мне не к кому возвращаться. – Это прозвучало так жалобно, что ей самой сделалось тошно. – Но я люблю свое занятие, у меня неплохо получается. – Она не стала рассказывать про их чудесный дом в Лос-Анджелесе с прекрасной обстановкой, о своей прерванной на взлете карьере, о том, что раньше она каждый день наряжалась, как в театральную ложу, а не как на воинский марш-бросок. Все это осталось в прошлом. Теперь Джинни жила в крохотной квартирке с разномастной вытертой мебелью, подобранной на обочине или приобретенной за гроши, как будто наказывала себя за случившееся. Это был ее собственный вариант власяницы и пепла в волосах. Но Блу был еще мал, чтобы это понять, поэтому Джинни больше ничего не сказала. Он включил телевизор и стал переключать каналы. Она заметила его интерес к своему ноутбуку. Другая на ее месте испугалась бы, что Блу его украдет, но ей не приходили в голову такие мысли. Через час, пресытившись телевизором, он попросил разрешения воспользоваться компьютером. Джинни не возражала.
Она увидела, что Блу заходит на сайты для бездомной молодежи, где можно было обмениваться посланиями. Он ничего не писал, но Джинни показалось, что он что-то ищет.
– Друзья оставляют тебе сообщения? – с интересом спросила она. Она ничего не знала о мире Блу. В Интернете он, похоже, ориентировался не хуже, чем на улицах.
– Тетка, иногда, – не стал он запираться. – Беспокоится обо мне.
– Ты ей не звонишь?
Он покачал головой.
– У нее и без меня полно проблем. Дети, работа… Она работает в больнице в ночные смены и оставляет детей дома одних. Раньше я их сторожил.
Четыре человека в квартире с одной спальней – неописуемая теснота! Хорошо хоть, что Блу поддерживает связь с тетей в Интернете, подумала Джинни.
Блу снова пошел смотреть телевизор. Джинни проверила собственную электронную почту: писем не оказалось. Немного погодя ей позвонила сестра с раскаянием за то, что не позвонила накануне, в день печальной годовщины. Она собиралась, но не добралась до телефона.
– Мне так стыдно! Дети весь день мотали мне нервы, у папы прошлая ночь выдалась особенно тяжелой. У меня не было ни минуты для себя. Он вчера места себе не находил, все куда-то рвался, а у меня не было времени им заняться. В машине, вместе с детьми, он очень нервничает. Они очень громко включают музыку и все время болтают. В тишине ему лучше, так он может отдохнуть. Он плохо спит по ночам, я всегда волнуюсь, что он выйдет на улицу. Когда темнеет, ему становится хуже, в голове кавардак, от этого он злится. Это называется «заход солнца». В дневное время ему лучше.
Слушая сестру, Джинни поняла, как мало знает о болезни отца и как Бекки выбивается с ним из сил. Джинни ощущала свою вину, слушая все это, но все-таки не настолько, чтобы захотеть разделить с сестрой ее груз. Даже при разговоре с ней у Джинни было чувство, что ее придавило тяжелым валуном.
– Что ты делаешь сегодня вечером? – спросила Бекки. Ей всегда было страшно, что Джинни останется на Рождество одна.
Джинни не призналась, что встретила на улице бездомного мальчишку, дважды его накормила и привела к себе домой. Она сделала это для него, но он скрашивал ее одиночество. Просто она знала, что у Бекки это сообщение вызовет панику. Незнакомый бездомный мальчишка в квартире сестры – повод для острой тревоги, даже страха. Но Джинни нисколько не беспокоилась, она знала, что от Блу не будет вреда. За последние годы она осмелела, даже приобрела вкус к риску – немудрено, после такого опыта в опаснейших странах мира! Несколько лет назад Джинни на это не пошла бы, но теперешняя жизнь здорово ее закалила, к тому же мальчик был сама воспитанность и уважительность, вел себя безупречно.