Голубой горизонт
Шрифт:
Мужчины сидели у костра на стульях с сиденьями из полосок сыромятной кожи. Они пили кофе, Том приправил его щедрыми порциями голландского джина. Они обсуждали то, что происходило с семьей в последнее время, и строили планы на будущее. Оба тактично обходили вопрос о Луизе и ее месте в этих планах. Том лишь сказал:
– Это женское дело. Подождем решения твоей матери.
Наступила ночь, на равнине выли шакалы.
– Чем там занята твоя мать? – жалобно сказал Том. – Час ужина давно миновал, а я голоден.
И, словно услышав его слова, из последнего фургона
Сара промыла волосы Луизы привезенным из Англии мылом с запахом лаванды, потом досуха их вытерла, расчесала, подровняла и перевязала атласной лентой. Волосы роскошной блестящей волной падали девушке на спину. Ее блузка была скромно застегнута на горле и на запястьях. Пышная юбка открывала выглядывающие из-под края лодыжки. Белые чулки скрыли следы цепей.
Огонь костра подчеркивал совершенство ее кожи и величину глаз. Том смотрел на нее, и Сара поспешила предвосхитить его возможные замечания.
– Том, это подруга Джима Луиза Левен. Она на какое-то время останется с нами. – Конечно, некоторое преуменьшение. – Луиза, это мой муж мистер Томас Кортни.
Луиза сделал грациозный реверанс.
– Добро пожаловать, Луиза, – поклонился Том.
Сара улыбнулась. Давно она не видела, чтобы ее муж так поступал. Том не из самых вежливых людей. «Вот тебе твоя тюремная шлюха, Том Кортни, – довольно подумала она. – Вместо нее даю тебе золотой голландский нарцисс».
Она взглянула на своего единственного сына и увидела его лицо. И в его чувствах нет никаких сомнений. Клан Кортни единодушно принимает Луизу.
Позже той же ночью Сара и Том в ночных сорочках улеглись под одеяло: даже здесь, на равнине, ночи еще холодны. Двадцать лет они спали так, что одно тело следовало изгибам другого, и когда кто-то поворачивался, другой повторял это движение не просыпаясь. Этой ночью они лежали молча, никто не хотел заговорить первым.
Сдался, конечно, Том.
– Она хорошенькая, – начал он.
– Можно сказать и так, – согласилась Сара. – Можешь даже добавить, что она не тюремная шлюха.
– Я так никогда не говорил. – Том возмущенно сел, но Сара притянула его назад и уютно устроилась у его выпирающего живота. – Ну если и говорил, беру свои слова назад.
Она знала, чего ему стоило признать свою неправоту, и ее сердце устремилось к нему.
– Я разговаривала с ней, – сказала Сара. – Она хорошая девушка.
– Ну, если ты так говоришь, все в порядке.
Он решил, что больше говорить не о чем. Они начали засыпать.
– Я люблю тебя, Том Кортни, – сонно прошептала Сара.
– И я люблю тебя, Сара Кортни, – ответил он. – Молодому Джиму повезет, если она сделает его хотя бы вполовину таким счастливым, как ты меня.
Обычно он презрительно относился к тому, что называл нежностями. Такие слова от него большая редкость.
– Том Кортни! Иногда ты удивляешь даже меня! – прошептала Сара.
Все
«Бедная девочка, – думала Сара, улыбаясь про себя. – Всю ночь ей пришлось слушать храп моего Тома».
Впрочем, предосторожности оказались напрасными: все развлечения свелись к храпу Тома и вою шакалов, а от фургона Луизы не было слышно даже шепота. Увидев, что Сара уже стоит у кухонного костра, Луиза кинулась помогать ей с завтраком, и вскоре они болтали, как подруги. Луиза укладывала ряды сосисок на решетку гриля, где они начинали шипеть и лопаться, а Сара налила масла в сковороду с ручкой и принялась жарить оладьи.
Том и Джим осматривали фургоны, привезенные Томом из Кейпа. Это были большие мощные экипажи, построенные в колонии по особому проекту, который непрерывно совершенствовали, приноравливая к суровой африканской природе. Они ездили на четырех колесах, причем два первых были ведущими. Передняя вращающаяся ось соединялась с диссельбумом – прочным центральным шестом, на котором держался весь фургон. Простая система дышл, хомутов и шкворней позволяла впрячь в фургон шесть пар быков. Главный элемент упряжи – тректоу, буксирный канат для фургона, крепился к переднему концу диссельбума. Задние колеса были гораздо больше передних.
Вместительный кузов фургона достигал восемнадцати футов в длину при ширине четыре фута. Деревянные борта на носу – два фута высотой, на корме – три фута. С обеих сторон к ним приклепывались железные изогнутые стойки, к которым был приделан навес. Внутри получалось помещение в пять футов высотой, так что высокому мужчине приходилось наклоняться. Фургон крыли прочной двухслойной парусиной, которая была водонепроницаема – по крайней мере в сильный дождь почти не пропускала воду. Сплетенная из волокон кокосового ореха циновка изолировала внутреннее помещение от жаркого солнца. Занавеси из парусины впереди и сзади выполняли роль переднего и заднего клапанов. Сиденьем кучеру служил большой ящик, проходящий по всей ширине фургона, и такой же ящик располагался в конце фургона – передний сундук и задний сундук. Снаружи вдоль всего фургона и под досками пола на многочисленных железных крюках висели кастрюли, сковороды, инструменты, парусиновые сумки и мешки, бочонки с порохом и другое тяжелое снаряжение.
Внутри фургона вдоль бортов на другом ряде крюков размещались парусиновые карманы, а в них запасная одежда, гребни, щетки, мыло и полотенца, табак и трубки, пистолеты, ножи и все, что может потребоваться. На особых крючках подвешивалась удобная кровать, на которой могли спать путешественники. Ее можно поднимать и опускать, и под ней также располагаются мешки, ящики и бочонки. Как и лагерные стулья, постель укреплена ремнями из сыромятной кожи, переплетенными, словно в ракетке, которая используется в игре королей – теннисе.