Голубой велосипед
Шрифт:
Скрестив на груди руки, словно для того, чтобы сдержать рвущееся из груди сердце, и постепенно успокаиваясь, смотрела она на угрожающе нависшее над равниной небо. Все вокруг под порывами обезумевшего ветра скорчилось, сжалось, будто пытаясь укрыться от несущейся с моря бури. Мгновение за мгновением темнело небо с принимавшими пугающие очертания облаками.
Ураган разметал ее волосы, и они развевались над головой, напоминая змей Горгоны. Замерев, созерцала Леа это успокаивающее душу бушевание стихии. Она чувствовала, как передается ей дрожь земли, как под кажущимися горячими каплями начинавшегося
Леа закричала. Капли дождя слезами стекали по озаренному первобытным ликованием лицу. Ее сотряс приступ дикого, раскрепощающего смеха, сопровождаемый новым ударом грома. Смех превратился в крик, крик торжества и радости жизни. Она соскользнула на дорогу, превращенную ливнем в липкую грязь. Ее губы прикасались к еще теплой от солнца земле, погружались в ее мягкую массу. Языком лизала она эту глину, вкус которой, казалось, содержал в себе все ароматы Монтийяка. Ей хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила ее, дабы, переварив, возродить в виноградниках, цветах и деревьях дорогого ей края. Девушка перевернулась на спину, подставив свое измазанное лицо небесной влаге.
Проснувшись утром следующего дня совершенно разбитой, она попробовала вспомнить, что же случилось накануне. Разбросанная вокруг постели грязная одежда напомнила ей о вчерашней грозе и о том, что ей предшествовало. Ее охватило глубокое отчаяние. Впервые в жизни не получила она того, чего хотела. В тщетной попытке спрятаться от огорчения она натянула на голову одеяло. Но шум шагов, зовущие голоса доносились до нее и через это укрытие. Отбросив одеяло, она села.
Боже мой! Что скажет Руфь, увидев ее ночную рубашку, ее испачканные грязью простыни? В дверь постучали.
– Леа, Леа! Вставай! Лоран и Камилла приехали попрощаться с нами.
Скинув рубашку, она бросилась в ванную и, пустив воду, смыла с лица и тела следы грязи. С силой расчесала волосы, которые так спутались, что вырывались целыми прядями. Схватила первое подвернувшееся под руку платье, то серое холщевое, которое раньше особенно любила, но теперь уже и слишком узкое, и слишком короткое. Обув пару старых сандалий, полетела по лестнице вниз.
В большой гостиной вокруг Лорана и Камиллы собралась вся семья. Лица молодых людей посветлели, когда они увидели свою подругу с раскрасневшимся от бега лицом, в сияющей короне растрепанных волос, в платье, из которого она выросла и теперь для нее чересчур тесном.
Леа сдержала свой порыв и не бросилась на шею Лорану. Ценой усилия, заставившего ее затрепетать, она сохранила внешнее спокойствие и мягко спросила:
– Лоран, ты уже уезжаешь?
– Мне надо в полк.
Клод добавил:
– А я еду в Тур. Мой полк там.
Стремясь сбить с толку отца, сестер и Лорана, Леа взяла Клода за руку и отвела в сторону.
– Обещай, что будешь осторожен.
– Обещаю. А ты будешь иногда вспоминать обо мне, пока я буду
– Только тем и буду занята.
Клод не уловил иронии в ее голосе. От наплыва счастья юноша даже стал заикаться:
– Так… так… ты… меня… немного любишь?
В это мгновение Леа услышала за спиной голос Лорана:
– … мы поженимся, как только я получу увольнительную. Камилла очень этого хочет.
От боли она опустила голову. По ее щеке сбежала слеза. И Клод снова обманулся:
– Леа, ты плачешь?… Из-за меня?… Так ты меня любишь?
Ей все же удалось не проявить своего скверного настроения. Как мог он подумать, что она заинтересуется столь бесцветным, столь похожим на его собственную сестру существом? Отомстить! Наказать Лорана за его трусость, Камиллу за ее любовь, а Клода за глупость!
Она подняла голову, строго глядя на потерявшего голову юношу.
– Конечно, я тебя люблю.
– Значит, ты хотела бы выйти за меня замуж?
– Естественно.
– Когда?
– При твоей первой же увольнительной.
– Давай выйдем.
С властностью, отнюдь не присущей его характеру, Клод схватил Леа за руку и увлек из гостиной в сад. За купой гортензий он привлек ее к себе и поцеловал. Девушка чуть было его не оттолкнула, но одумалась, решив, что через это надо пройти. Боже, как он был неуклюж! Вспомнив о поцелуе Лорана, грубо стертом поцелуем Франсуа Тавернье, она содрогнулась всем телом. Брат Камиллы опять-таки обманулся.
– Ты меня любишь?
Леа едва не расхохоталась.
– Так ты бы согласилась?
– С чем?
– Чтобы я попросил твоей руки у твоего отца?
Леа почувствовала, что все ее будущее зависит от этого ответа. Умно ли выходить замуж за бедного юношу только для того, чтобы наказать Лорана? Не пострадает ли первой она сама?
За кустами мелькнул силуэт Франсуа.
– Да, любимый,- сказала Леа, обнимая Клода.
Как только они вернулись в дом, Клод д'Аржила попросил Пьера Дельмаса о личной встрече. Когда после короткой беседы они вышли, лицо Пьера Дельмаса было мрачным.
Под серым облачным небом на дорожках парка постепенно высыхали лужи. Воздух был тяжел. У конюшен гудели тучи мух. Леа толкнула дверь амбара, сколоченного из посеревших от времени досок. Как в дни детства, забралась она по лестнице на стог сена и утонула в его пахучей и колючей массе.
Она задумалась над тем, что сейчас произошло. Лоран и Камилла уехали, а она сразу же убежала, чтобы укрыться от недоумевающего взгляда страдавшего отца. При одном воспоминании об этом во рту появился неприятный привкус. Она была не в силах разговаривать с ним. Закрыв глаза, она хотела забыться сном.
Совсем ребенком, когда ее ругала мать или же надоедали все и она сама себе, Леа часто прибегала к этой форме укрытия. И каждый раз сон ее не подводил. Но сегодня он не приходил. Чувствуя себя чуть ли не преданной, Леа без конца крутилась в сене.
Чье-то тело прижалось к ней.
– Матиас, что на тебя нашло?
Друг детства обнял ее и, осыпая поцелуями, бормотал:
– Дрянь… жалкая дрянь…
– Остановись… Отпусти меня… Ты делаешь мне больно!
– Ты ничего подобного не говорила Клоду д’Аржила, когда он тебя целовал.