Голубятня на желтой поляне (сборник)
Шрифт:
Солнце било в щели и открытую дверь дощатой будки. Будка примыкала к тамбуру шлюза. Игнатик легко перешагнул стальной комингс. Протянул оттуда, из другого мира, тоненькую свою руку Яру. Яр… вздохнул, зажмурился и тоже шагнул.
У него под ступнями прогнулись шаткие половицы. Яр быстро посмотрел назад. Там была теперь фанерная стенка с грубо сколоченной и плотно закрывшейся дверью.
— Как же я вернусь? — проговорил Яр с внезапным и совершенно детским страхом.
— Да очень просто. Так и вернёшься… Ой, то есть вернётесь… Яр…
— Что? — машинально спросил он. Сердце стучало глухо и медленно. С трудом толкало кровь. Было жутко? Пожалуй, нет. Но…
— Что? — механически повторил он.
— А можно… мы будем с вами на «ты»? Мы так привыкли, когда играли…
Игнатик опять засмущался, зачесал башмаком щиколотку. Он был настоящий. Его смущение было настоящим. И его царапина на носу, спутавшиеся на лбу волосы, дырка на майке.
И заброшенная голубятня была настоящая. То, что это голубятня, Яр понял, увидев за окошком проволочную клетку. Здесь вкусно и знакомо пахло старыми досками.
Яр усилием воли вогнал сердце в нормальный ритм. В конце концов, он был скадермен с тремя звёздами на рукаве.
— Да, — сказал он Игнатику, — конечно. Давай на «ты», так лучше будет.
— Пошли? — Игнатик шагнул к двери голубятни. Яр за ним. В проёме двери он, согнувшись, замер.
Навстречу ударило лето.
Знакомое до сладкой тоски лето с высокой травой, тополиным пухом, солнцем и чистой голубизной над низкими крышами.
Голубятня стояла посреди поляны, усыпанной звёздами одуванчиков. Они покрывали поляну сплошной желтизной. Игнатик прыгнул в одуванчики и сказал Яру:
— Спускайся. Не бойся…
Яр медленно сошёл по приставной лесенке.
За поляной лежал широкий двор. Тот самый двор? С двухэтажным деревянным домом, с высоким сараем, вдоль которого тянулась берёзовая поленница. За покосившимся забором — два тополя и кирпичное здание переплётных мастерских. Косой столб с проводами, на проводах повис разбитый ветром змей с мочальным хвостом.
Вокруг поляны, шелестя спицами по листьям высоких сорняков, ездил на велосипеде мальчишка.
— Во, Алька на моих колесах гоняет, — обрадовался Игнатик. — Алька!
Мальчишка подкатил, затормозил со звонким скрежетом. Распахнул ресницы, глянул изумлённо. И вдруг просиял — иного слова не найдёшь — навстречу Игнатику и Яру.
— Вот, — скромно сказал Игнатик. — Это Яр. Я привёл. А вы не верили.
Алька положил велосипед. Сияя, обошёл вокруг Яра, как вокруг новогодней ёлки. Потом встал перед ним, глянул серо-зелёными весёлыми глазами и приоткрыл пухлый рот с трещинкой на верхней губе.
Он был круглолицый, русый, в полинялом и обвисшем тренировочном костюме. Чуть пониже Игнатика и на год или полгода помладше.
— Здрасте… здравствуй, — сказал он и протянул прямую ладошку с плотно сдвинутыми пальцами.
Яр улыбнулся… и опять поразился реальности и невозможности того, что случилось. Обдало жутковатым холодом. Но Алька был такой… такой взаправдашний Алька. И всё вокруг — было.
А раз было, приходилось делать то, что полагается. Устав СКДР гласил: «Столкнувшись с необычными явлениями, которые на данный момент не поддаются объяснению, командир и члены экипажа, вместе или в одиночку, должны действовать, полагаясь на собственную интуицию и опыт, в соответствии с обстоятельствами».
В соответствии с обстоятельствами следовало взять Алькину руку и поздороваться. Яр так и сделал.
— Ой! — спохватился Игнатик. — Надо же к Чите зайти! Подождите, я запру велосипед в сарай и пойдём…
Он вскочил в седло и укатил по траве и одуванчикам.
У Яра и Альки наступило неловкое молчание. Чтобы его прогнать. Яр спросил:
— А кто такая Чита?
Алька обрадованно засмеялся:
— Это не «такая», а «такой»! Это Вадька, мы его так прозвали.
— А он не обижается? Чита — это ведь, по-моему, обезьяна из старого кино про дикаря Тарзана…
Алька замотал головой так, что волосы разлетелись по сторонам.
— Это не из кино, что ты! Это сокращённо от слова «читатель».
Подбежал запыхавшийся Игнатик.
— Пошли! — Он торопливо взял Яра за руку. За другую — двумя ладошками — ухватился Алька.
Улица была та, где он бегал в детстве. Или почти та. Яр узнавал дома с палисадниками, старые ворота с поржавевшими овальными знаками страховых обществ. Вот старая кривая липа, вот водонапорная колонка, похожая на человечка в матросском берете с помпоном. У неё, как всегда, лужа, из лужи пьют воробьи.
Асфальтовый тротуарчик тут и там пробит крепкими небольшими лопухами…
Вошли во двор, похожий на тот, где жил когда-то Славик Раскатов. На середине приставной лестницы, ведущей к чердаку, сидел мальчик в очках. Это, безусловно, и был Чита. Во-первых, потому что он читал. Во-вторых, потому, что Алька радостно завопил:
— Чита, мы пришли! Вот смотри!
Чита поднял голову. Рывком откинул со лба тёмное крыло волос. Положил очки в накладной карман отглаженной голубой рубашки. Прикрыл книгу и встал на ступеньке. Отряхнул красивые светлые брюки с острыми стрелками. И, не держась за брусья лестницы, легко сбежал по шатким перекладинкам.
Встал перед Яром — тоненький, высокий, очень аккуратный. Посмотрел прямо и внимательно.
— Здравствуйте, Яр. Хорошо, что вы пришли.
— Мы договорились с Игнатиком, что будем на ты, — сказал Яр.
Чита рассеянно кивнул. Посмотрел на Игнатика.
— Тик, просто не верится. Как ты всё это сделал?
— Я старался, — скромно сказал Игнатик.
— А где Данка? — нетерпеливо спросил Алька и крутнулся на пятке. — Ещё не пришла?
— Вот она идёт, — сказал Чита.
В калитку вошла девочка в красном платье. Угловатая, быстрая, с толстогубым добродушным ртом, но строгими бровями и тёмными глазами. Игнатик и Алька подтянулись. Впрочем, Алька тут же довольно развязно сказал: