Голубые ангелы
Шрифт:
— Как сказать. Ди Перри арестовали, потом отпустили под залог. Связного мы взяли. Наркотики доставлялись действительно Индзерилло. На одной из военных американских баз существовал перевалочный пункт. Вот, собственно, и все.
— Так что, Ди Перри будет гулять на свободе? А Индзерилло?
— По предложению группы «Р-11», изучившей ситуацию, решено не вмешиваться. Индзерилло слишком крепкий орешек. Наши люди просто сообщили конкурентам из других «семейств» обо всем. Я понимаю, что это не лучший выход, но в сложившихся условиях у нас не было иного. Ты же знаешь — доказательств почти никаких. Мы же не можем предъявить банкира. А другие будут молчать. Разговорчивый язык обычно отрезают вместе с головой. Это стиль Индзерилло.
— А что это даст?
— Они
— Ты останешься здесь? — спросил вдруг Гонсалес, меняя тему разговора. — Я слышал, тебя переводят в отдел безопасности?
— Да, — неохотно подтвердил Дюпре.
— Поздравляю нового комиссара Дюпре. — Мигель даже шутил с не очень веселым лицом.
— Кстати, можешь поздравить и себя. Тебя рекомендовали на должность регионального инспектора. — Элен приняла шутливый тон Гонсалеса.
— Спасибо. Но я все-таки должен поздравить вас дважды. По-моему, так, — насмешливо прищурился Мигель, — во всяком случае, ваша «супружеская пара» выглядит на редкость гармонично.
— Это правда, — весело подтвердила Элен, — мы собираемся пожениться.
— И не пригласили на свадьбу?
— Ну что ты, — Элен даже рассмеялась, — ты будешь первый гость. Впрочем, нет, свидетель со стороны жениха.
— А нельзя со стороны невесты?
— Увы! Я уже обещала вашему комиссару.
— Ну и типы. Шарль отбил красивую женщину, наш комиссар лишил меня возможности поцеловать невесту. Не везет мне с женщинами и с друзьями. Впрочем, я думаю, что на правах друга жениха могу позволить себе такую вольность.
— Думаю, можешь, — согласилась Элен, — хотя, впрочем, нет. Я не могу решать. Надо спросить моего будущего мужа. Он такой ревнивый, просто ужас. Знаешь, я однажды ночью не пришла домой, и он устроил мне сцену ревности. Прямо Отелло.
— Уже? — Мигель пришел в притворный ужас. — Еще не успели пожениться, а ты уже обманываешь, — он вздохнул, — впрочем, я всегда говорил: нельзя доверять женщинам. Особенно красивым.
— Ты смотри, какой женоненавистник! Хорошо еще, что я буду не твоей женой. Впрочем, с такими взглядами… — Элен покачала головой. — Я не знаю, стоит ли ему разрешить один поцелуй. Как ты считаешь, Шарль?
— Решай сама. — Дюпре с просветленным лицом слушал диалог Элен и Мигеля.
— Черт с ним. Пожалеем его. Но только один поцелуй, а то смотри, — Элен погрозила пальцем, — муж убьет и меня, и тебя.
— Конечно, один. А то еще действительно убьет.
— Точно. Тем более что все публичные дома Индонезии имеют теперь твои фотографии, — добавил невозмутимо Дюпре.
Все трое рассмеялись. Шарль посмотрел на часы.
— Вы торопитесь? — Мигель заметил этот взгляд.
— Да нет, пока не очень. Но, понимаешь, хотим заехать навестить детей Дамиано. От Нью-Йорка всего два часа лету, и я взял его ребятишкам игрушки. И потом… мы же не участвовали в похоронах, — сердито сказал Дюпре.
— Так чего вы сидите? Я лечу с вами. Когда самолет?
— Через три часа.
— Мы же опаздываем. Мне еще нужно предупредить комиссара и взять разрешение. — Мигель решительно поднялся. Кивком головы подозвал официанта. — Счет.
Дюпре полез в карман. Гонсалес подтолкнул его к выходу.
— Давай, выходите. Все равно фирма платит. Я мигом. Только возьму пару шоколадок. У них здесь особенные, фирменные.
Элен и Шарль вышли из ресторана. Гонсалес расплатился с официантом и попросил принести ему несколько больших плиток шоколада. Когда он уже выходил из ресторана, в зал вошла красивая блондинка в узких, плотно обтягивающих фигуру брюках. Сердце Мигеля дрогнуло. Ему всегда нравились спортивные фигуры и брюки на женщинах. Проводив ее взглядом, он заторопился. Красивая девочка, но надо спешить.
Взрыв потряс здание ресторана. Послышался звон разбитого стекла, крики ужаса. Еще не понимая, что произошло, Мигель бросился наружу, расталкивая толпы любопытных.
«Шевроле», на котором приехали Шарль и Элен, был, словно консервная банка, вспорот изнутри. Вокруг уже толпились полицейские. Мигель, не думая о себе, шагнул к автомобилю, оттолкнув полицейского, преграждавшего ему путь. И увидел.
Элен Дейли, сидевшая за рулем, лежала на сиденье. Вернее, лежало то, что от нее осталось. Левая рука была неестественно подвернута под сиденье, часть руля впилась в тело. Бампер изуродован взрывом. Нижняя часть тела женщины превратилась в какое-то месиво. У виска запеклась кровь. Рядом лежал Дюпре. Лица его почти не было видно из-под обломков машины. Мигель перевел взгляд. Там, где должна была быть правая нога, зияла пустота. Только огромная лужа. Масло вперемешку с кровью. Раздался стон. Очевидно, Дюпре был еще жив. Полицейские засуетились, стали осторожно извлекать изуродованное тело из-под обломков автомобиля. Подъехала машина «Скорой помощи». Дюпре уложили на носилки. Увезли. Вслед за ним вытащили Элен. Когда ее переносили, Мигель, не выдержав, отвел взгляд и увидел куклу. Большую красивую куклу с голубыми глазами. Она лежала на заднем сиденье, почти не пострадав. Он не мог отвести глаз от этой куклы — словно это было самое главное, что должно было быть в этой машине. Самое главное.
Один из полицейских грубо оттолкнул его. Он даже не обратил на это внимания. Как загипнотизированный, смотрел на эту куклу. «Зачем им эта кукла? Зачем они ее купили? Для чего? А ведь красивая кукла. Наверно, с закрывающимися глазами. Голубые глаза. Совсем как у Элен. У нее были такие. Почему были? Почему не забирают куклу? Ей же нельзя здесь находиться. Ей будет больно. Уберите куклу. Она же живая. Она все видит. Ребенку нельзя смотреть на это. Какому ребенку? У Элен была дочь. Скажите ей, что мать жива. А где ее мама? Куда их увезли? Зачем? И что будет с Дюпре? Ему надо обо всем рассказать. Ведь у них должна быть свадьба. Какая свадьба? С куклой? Значит, свадьбы не будет. Но я свидетель. Свадьба должна быть. Почему не будет свадьбы? Какая свадьба? Это кукла для детей! Каких детей? Не помню. У Луиджи были дети. Нет, Луиджи любил эту куклу. А у Дюпре были дети. Господи, да уберите же эту куклу! Ничего не понимаю. Зачем здесь эта кукла? Уберите ее!» Мигель вдруг почувствовал, что начинает сходить с ума. Усилием воли он повернул голову в другую сторону, заставив себя не смотреть на эту куклу. Его снова толкнули. Он повернулся, попытался выбраться. Отовсюду лезли фоторепортеры, журналисты, просто любопытные. Щелкали блицы. Он стал силой прокладывать себе путь и, выйдя на тротуар, вдруг неожиданно сник и, сев на землю рядом с мусорным ящиком, стал шарить по карманам, словно что-то ища. Внезапно с удивлением обнаружил, что в левой руке у него две большие плитки шоколада. Очевидно, от его горячей ладони шоколад начал таять. Он выбросил его в мусорный ящик. Потом встал и, словно постарев сразу на десять лет, медленно побрел в сторону — не понимая, куда и зачем он идет.
Нью-Йорк. День тридцать первый
— Мы искали вас по всему городу. Где вы были? — Комиссар серьезно посмотрел на него.
— Не помню, — у Гонсалеса был смущенный и растерянный вид, — честное слово, не помню.
— Так нельзя. Возьмите себя в руки. К этому надо быть всегда готовым. Всегда, — комиссар повернулся к окну, — это тяжело, черт возьми, но… — Он вдруг замолчал.
— Сегодня должна была быть их свадьба, — тихо пробормотал Мигель.
— Я знаю, — сказал комиссар, не оборачиваясь.
В комнате наступило молчание. Комиссар наконец повернулся к Гонсалесу.
— Бомбу подложил Алан Дершовиц. В машину. Полиция уже разыскивает его. Все линии перекрыты Интерполом. Генеральный директор приказал, чтобы ты немедленно летел домой, на родину. Тебе нужно отдохнуть.
— Я не уеду, — угрюмо сказал Мигель.
— Не понял. — Комиссар подошел ближе. — Не понял, — повторил он.
— Я сказал, не уеду, пока не найду и не убью его. Под землей найду. Я задушу этого гада своими руками.