Голубые цветочки
Шрифт:
Лали не ответила, она перевернула новую карту, потом следующую и вдруг, хлопнув себя по лбу, воскликнула:
— А мой чемоданишко! Я же забыла его в камере!
— Могу съездить за ним. На каком вокзале?
— Не берите в голову. Я завтра съезжу сама.
— Как желаете.
После короткого молчания Лали проговорила:
— За мое отсутствие здесь много чего случилось.
— Да ничего особенного. Дом напротив упал на голову консьержу.
— И что же стало с нашим правдоискателем?
— Погиб.
— А вы? Как ваши малярные
— Я безработный.
— Значит, за мое отсутствие все-таки много чего произошло.
После короткого молчания Сидролен проронил:
— Бедняга.
— Кто бедняга?
— Консьерж.
— Почему же это он бедняга? Он зануда и убийца.
— Но ведь он погиб.
— Конечно, смеяться здесь не над чем, но мы прекрасно без него обойдемся. Мы-то ни при чем.
Лали закурила новую сигарету. И добавила:
— Вряд ли этот дом так уж плохо строили. Не мог он рухнуть вот так вот, сам по себе. Разве нет?
После короткого молчания Сидролен ответил:
— Я не архитектор, я маляр.
Он печально улыбнулся и заключил:
— Но что правда, то правда, мы тут ни при чем.
Лали погасила в пепельнице едва начатую сигарету и сказала:
— Пойду приготовлю ужин.
— В холодильнике еще остались сосиски, — ответил Сидролен, — но у меня не хватило духу идти за хлебом. Если хотите, я схожу.
— Не надо, обойдемся и так.
Лали встает, складывает карты и скатерку; когда она уже переступает порог, Сидролен предлагает:
— А не сходить ли нам после ужина в кино?
Вернувшись, они обнаружили на палубе баржи лошадей, а в кубрике гостей. Сидролен идет узнать, как у них дела.
— Ну и влипли же мы! — бодро закричал при виде его герцог. — Наш фургон раздавило в лепешку: на него рухнула бетонная плита. Вы не могли бы пока приютить Сфена и Стефа в трюме?
— Можно попробовать, — сказал Сидролен.
— И это еще не все, — продолжал герцог так же бодро. — Несколько обломков повредили мой уаттомобиль: теперь он целиком и полностью немобилен. А поскольку колымага пешедралевой мамы сегодня днем сломалась сама по себе, я просто не знаю, на чем нам ехать домой.
— А вы собрались домой? — спросил Сидролен.
— Этим же двоим, — добавил герцог, игнорируя последний вопрос, — покорежило их велосипедишко.
— Вернее, тандем с мотором, — поправил аббат Рифент.
Посчитав внимательно, Сидролен констатировал, что число гостей возросло с четырех до шести.
— Прекрасная была машина, — вздохнул монсеньор Биротон.
— Лучше не бывает, — отозвался аббат Рифент.
— Итальянской марки, — сказал монсеньор Биротон.
— Мы купили ее в Тренто, — добавил аббат Рифент.
— Да-да, — подтвердил герцог. — Они там заседали на Соборе.
— И защитили несколько тезисов о монотеизме [70] доисторических народов… — сообщил монсеньор Биротон.
— …о коем неопровержимо свидетельствует их настенная живопись, — закончил аббат Рифент.
— А как ваша невеста? — спросил герцог у Сидролена, позабыв об обоих церковниках. — Разве ее нет здесь?
— Да-да, она здесь, — сказал Сидролен. — Но она пошла спать. Устала.
— Ну еще бы, я понимаю, — вздохнул герцог. — Столько переживаний!..
70
Монотеизм — религиозные верования, основанные на представлении о едином Боге.
— Именно, — ответил Сидролен и поторопился добавить: — Сейчас займусь вашими животинами.
И он вышел.
Перед тем как открыть трюм, он принимает позу мыслителя, но не сидячего, а стоячего, и выдерживает ее столь долго, что, наконец, слышит чей-то голос:
— Вам нужно просто положить доску пошире, а мы по ней съедем вниз.
Сидролен повернулся: на него глядели две лошади, а больше никто.
— А как вы подниметесь обратно наверх? — спрашивает он.
— О, вот для этого понадобятся тали и подпруги, — отвечал Сфен. — И некое количество силы, единица которой отныне будет носить мое имя, в тысячу раз более популярное, нежели имя Ньютона.
— Смотрите, спуститесь вниз, да так там и застрянете.
— Ничего, вы что-нибудь придумаете. А пока что у нас нет ни малейшего желания ночевать под открытым небом, тем более вон уже дождь накрапывает. Ты согласен, Стеф?
Поскольку Сидролен все еще не двигался с места, Сфен продолжил в таких словах:
— Время уже позднее. Поищите-ка хорошенько, я уверен, вы найдете достаточно широкую доску. Например, ту, что служит вам мостками.
Сидролен сделал так, как сказал ему Сфен. Пристроив лошадей в трюме, он пошел спать.
XXI
Когда на следующее утро Сидролен вышел на палубу, он увидал следующую картину: герцог кухонным ножом рубил швартовы, а Пешедраль и оба священника, кряхтя, отталкивали баржу от берега шестами.
— Можно узнать, чем это вы занимаетесь? — вежливо спросил Сидролен.
— Я возвращаюсь домой, — сообщил герцог.
Сидролен вознамерился задать несколько дополнительных вопросов, но герцог властно оборвал его:
— Позже поговорим!
Почесав в затылке, Сидролен отправился на камбуз, где застал Лали за поджариванием свиных сосисок.
— Ну что? — спросила она. — Мы, кажется, отправляемся в путешествие?
— Похоже на то.
Больше они не обменялись ни словом. Сидролен пошел в кубрик. Там он обнаружил множество не то дам, не то девиц, которые молча дожидались завтрака. Вернувшись на палубу, он заметил, что гостей сильно прибыло. Герцог отдавал приказы, окликая вновь явившихся. Последний канат был уже перерезан, и баржа отваливала от берега. Сидролен развернулся и снова направился на камбуз. Окружающие не обращали на него ни малейшего внимания. Он схватил Лали за руку и потащил на палубу.