Голубые капитаны
Шрифт:
— Это ошибка!
— Да сядьте же! Почему покинули боевой строй?
— Я получил разрешение ведущего.
— Говорите только правду! Что побудило вас уйти? Желание выдвинуться? Получить награду? — быстро спросил капитан.
— Командир полка разрешил мне.
— Твердо настаиваете на своих показаниях?
— Конечно.
— Кто может подтвердить?
Борис замялся: «Майор Дроботов погиб. Кто еще слышал?»
— Разговор был по радио, наверное, слышали многие. Ближе всех был лейтенант Корот.
— Да, многие… — задумчиво проговорил полковник. — Приглашается первый свидетель.
Вошел офицер.
— Командир полка запретил ему отваливать, — сказал он.
— Запретил! — подтвердил и второй свидетель. Борис беспомощно улыбнулся.
— Да что вы, ребята! Пусть Корот… Вызовите Мишу! Бесконечно долгие секунды. За спиной, как шелест, неровное дыхание людей. От двери к столу, тяжело ступая, прошел Корот.
— Подсудимый настаивает, что командир разрешил ему выйти из строя. Вы можете подтвердить его слова, лейтенант?.. Подумайте. Не торопитесь. Здраво оцените обстановку, — говорил полковник, листая бумаги в тощей зеленой папке.
— Нет. Это неправда.
Глаза Бориса изумленно округлились, потом брови сошлись на переносице, и он, опустив голову, колыхнулся вперед, схватился за край столешницы. Кто-то мягко взял его за руки, посадил на табуретку. Голоса доходили приглушенные, далекие.
— Подсудимый запрашивал разрешение у командира полка?
— Да.
— Можете повторить их разговор?
— …Романовский сказал: «За нами вяжется барон. Можно, я его достану?», а майор ответил: «Не разрешаю!»
— И все-таки подсудимый ушел?
— Сказал «понял» и отвалил… Тут что-то не так, товарищ полковник. Я думал и…
— Ну-ну, лейтенант?
— Устал Борис, наверно. Дюже горячий и психованный бой был. От перегрузок не только ухи закладывает, мозги в крутой вираж становятся…
— Конкретней, лейтенант! — потребовал капитан. — Что ответил командир полка?
— Запретил… Тильки ухайдакался Борис и…
— Все? — спросил капитан.
Корот пожал плечами. Полковник обратился к подсудимому.
— Может быть, у вас был предварительный договор с командиром полка на земле?
— Нет.
— Продолжаете ли отрицать факт, свою вину? Если да, то аргументируйте мотивы.
Борис молчал. Долго молчал. Тогда к столу подскочила Катя.
— Я знаю, как это произошло. Вспомни, Боря, ты задержал на кнопке палец? Задержал? Ну?
— Сержант, марш на место! Я выведу тебя!
— Подождите, капитан, — остановил своего помощника полковник. — Хотите выступить свидетелем, товарищ сержант?
— Она подсказывает ему какой-то выход, — не унимался капитан. — Что новенького придумали, дорогая?
— Я не могу быть свидетелем, — посуровела Катя, — потому что в это время была на земле, но мне ясно, как все случилось. Романовский не мог бросить майора без его одобрения. Не мог! Так, ребята?
По рядам летчиков прошел одобрительный гул.
— Мы неплохо знаем, кто на что способен. Если он трус, то зачем ему отрываться от аэродрома и лезть обратно в пекло? Если он хотел схватить награду, то она ему была обеспечена за посадку такого гада, который сбил два наших самолета, в том числе меня! Где логика? Произошла ошибка.
— Какая? — быстро спросил полковник.
И Катя горячо рассказала о своих сомнениях.
Борису все стало ясно. Майор Дроботов ответил на его просьбу быстро, а он не успел вовремя снять палец с кнопки передатчика. Эта секундная задержка стоила многого. В эту секунду он не мог слышать майора. Поэтому, когда он отпустил кнопку и радиостанция автоматически переключилась на прием, в наушники прошло только слово «разрешаю», а частицу «не» поглотил эфир.
(Впоследствии был издан приказ по правилам радиообмена, в котором предписывалось только одно отрицание: «Запрещаю!»)
— Что скажете, подсудимый? — донесся голос полковника. — Вы действительно передержали палец на кнопке?
— Наверное, так и было.
— Можете доказать? — спросил капитан. — Потребуете судебный эксперимент? Бесспорно, он даст положительный результат. Но один вопрос, и самый важный, остается: правильно ли вы оценили ситуацию, открывая командира? Ответ: немедленная гибель прославленного летчика!
— Я не могу взять на совесть смерть товарища Дроботова.
— Спишем все на войну, что ли? — И капитан произнес обвинительную речь. Он утверждал, что Романовский, бросив своего ведущего, был прямым виновником его гибели. Длинная речь пересыпалась юридическими терминами, выдержками из присяги и приказов. Он кончил нескоро и вытер большим платком в цветочках серые распаренные щеки. — Каждый в душе поставьте себя на место майора Дроботова и за него произнесите приговор, сообразуя его с приказом Верховного Главнокомандующего!
— А то, что Романовский провел блестящий бой и победил, не считается? — громко спросила Катя.
— Здесь не митинг, сержант! Но отвечу: мы не награждаем за подвиги, а судим за преступления! — отрезал капитан. — И не так уж трудно осадить нынешнего драпающего в логово немца!
— Ты бы попробовал! — пророкотал чей-то бас.
Капитан вскинул голову и зашарил глазами по рядам.
— Я сказал!. — встал из четвертого ряда высокий летчик с багровой обожженной щекой. — Мне вспомнился храбрец портняжка, который, когда злой бывал, семерых убивал.