Голубые саламандры Газпрома
Шрифт:
– Эдвард, звычайно, дуже расстроенный, що всю цю голливудску индустрию из-за нашей Лизки, видьмы недоробленной кинематографичной, законсервировали, - поднимаясь из подвала к свету продолжала тарахтеть Янка, - Алеж з иншого боку он рассчитывает, що зможе, наконец, вернуться до оперативной работы. Ну я тоби и то скажу, - запирая подвал, продолжала она, - Он такий опытный, такий талантливый, що мы ему вси вместе взятые и в подметки не годимся – що я, що Рико…
– Ты только Рико это не говори, - тоскливо пробормотала Роман, с ужасом понимая, что о достоинствах своего
– А и скажу! – воинственно воспротивилась Янка, - Якщо це чистая правда, що Эдвард лучше всех! Ось ты сьогодни сам побачишь!
Роман покорно вздохнул. Действительно, надо хоть поглядеть, что за чудо такое, а то чем больше он слушает Янку… тем больше понимает Рико. Придушил бы этого ее Эдварда, ей-богу! Совсем из-за него ополоумела женщина!
– Просто позор держать такого специалиста в якомусь Голливуде, - не выказывая ни малейшего желания остановиться, Янка продолжала выступать на тему «Кто такой Эдвард и как он хорош», - Сидит там среди этих… - она болезненно скривилась, - Бел-л-л-л Свон-н-н-н, - с непередаваемым презрением протянула она.
Роман покорно волочился за Янкой по коридору, понимая, что слушать ему эти панегирики еще и слушать, и ведь не сбежишь. Но Янка неожиданно вдруг замолчала, вертя в руках собственную косу.
– Мне еще до салону трэба заехать, - пробормотала она, - Эдвард предпочитает, коли волосы подняты наверх. Як думаешь, может, мне що-небудь в стиле 18-го века зробыть? Под вино? – она встряхнуло сумку с бутылками, те звякнули.
Роман глянул на бутылки с робким благоговением – неужели настоящий 18-й век? Ничего себе!
– Чи щось таке японське? – продолжая накручивать косу, рассуждала Янка.
– Корейское, - только чтоб сказать что-нибудь, бухнул Роман.
– До чого тут корейцы, кореянки высоких причесок не носили! – возмутилась Янка, - Сам не знаешь, що говоришь, Ромасыку!
Роман с энтузиазмом согласно закивал:
– Не знаю! Ты лучше с мастером посоветуйся. А я пока пойду? – с робкой надеждой спросил он, уже не надеясь, что славословия в честь Эдварда и впрямь закончились.
– Иди, - с милостивой рассеянностью разрешила Янка, погруженная в мысленное созерцание своей новой прически, - Но к шести чтоб был! – строго повелела она.
***
Позади мягко хлопнула автомобильная дверца, негромкий голос окликнул:
– Стажер!
Уже взявшийся за ручку Янкиного парадного, ярко освещенного витым, под старину фонарем Роман обернулся. Рико щелкнул кнопкой автоматического ключа, его припаркованный у кромки тротуара «ягуар» тихонько мурлыкнул в ответ, будто умащивающийся на диване кот. Рико обошел по широкой дуге припаркованный у самых дверей Янкиного подъезда пугающе великолепный темный «бентли», перевел оценивающий взгляд на свой «ягуар», неопределенно хмыкнул, видно, не придя ни к какому выводу, и лишь тогда широким шагом нагнал Романа.
– Qu’est-ce que c’est?* - высоко приподняв брови, спросил он, кивая на коробку у Романа в руках.
– Тортик, - слегка нервно ответил Роман, оглядывая прозрачную упаковку - не помялась ли, - Фирменный, из «Фантазии».
–
Роман обиделся:
– Не с пустыми же руками в дом идти! А покупать бутылку в супермаркете, когда Янка выставляет французское вино 18 века – это бред!
– Вино 18 века? – оживился Рико, - Святой Доминик, пожалуй, лишь оно способно примирить меня с тем фактом, что old sharp Edward** еще оскверняет землю своим присутствием в непосредственной близости от меня! Держу пари на что угодно, полковник понятия не имеет, что Янка вломилась в заповедные погреба Общества!
– Там вина много, пять бутылок он и не заметит, - Роман с сомнением разглядывал купленный тортик. А еще недавно это казалось такой хорошей идеей!
– Вы не знаете полковника, юноша! Но пять бутылок… Vieux diable! – и воодушевленный Рико, мимоходом кивнув швейцару, заторопился к стилизованному под старину, с золотыми кистями драпировок и зеркалами лифту.
Роман поспешил за ним, стараясь не поднимать глаз на по старорежимному благообразного швейцара в позументах, и чувствуя себя Шариковым, который еще в бытность свою уличным псом поспешает за профессором Преображенским. Роман люто завидовал небрежности Рико, воспринимавшего швейцара просто как со вкусом оформленную деталь обстановки. Роман же мог только надеяться, что если за три месяца работы в Обществе полностью избавился от страха перед ожившими мертвецами, призраками, ведьмами, викингами при полном вооружении, и джиннами, то к концу своей двухгодичной стажировки перестанет бояться швейцаров, суровых тетенек на госслужбе, а также дворников, газовщиков, сантехников и других работников госкоммунхоза. Надеялся, но поверить не мог!
Двери лифта расползлись, и Роман чуть не свалился в меланхолично плещущую у самых его ног воду. Прозрачная панель, обычно прикрывающая второй, нижний ярус Янкиной квартиры, представляющий собой огромный бассейн, теперь была отодвинута. По карамельно-голубым водам, над колышущимся внизу празднично-зеленым, будто в 3D мультипликации, подводным садиком плыло ярко-розовое надувное кресло с восседающим в нем картинным блондином в плавках и коктейлем с фиолетовым зонтиком в небрежно отставленной руке.
– Хм, а розочки, пожалуй, будут вполне к месту, - насмешливо изучая эту сладкую до кариеса картинку, пробормотал Рико.
Блондин шевельнулся, отрывая голову от надувной спинки. Небрежным движением тонких аристократических пальцев поднял на лоб большущие, как консервные банки, темные очки, открывая худое, на грани измождения лицо аскета… сибаритски плавающего в почти голливудском бассейне и тонущего в море беспредельной скуки. Да еще и кожа у блондина оказалась молочно-бледная, будто он всю жизнь провел в подземелье, а если и загорал, то только под светом электрических ламп.