Голубые саламандры Газпрома
Шрифт:
Хроники-5. Голубые саламандры Газпрома
Голубые саламандры Газпрома
Сакрально-коммунальная трагедия
– Пока Вольфганг з инженерами «Парус» обслидуе, та пока ще з городской администрацией все утрясет, он дозволил двох его хлопцев взять, - сказала Янка, отпирая дверь подвала в отделе материального обеспечения, - Навить за их работу багато не запросил, бо полковник дозволил в подвалах Общества их передержать, - пропуская Романа, продолжала она, - Не на звычайном же склади их трыматы, - она щелкнула выключателем, характерно загудело и ведущая вниз лестница озарилась мертвенным синеватым светом галогенных
Удивленный неожиданным вопросом, Роман только отрицательно покачал головой.
– Тю! – протянула Янка, - Що ты соби думал? В чем ты их понесешь?
– Кого?
– Та работяг же!
Роман в смятении остановился на последней ступени, выразительно представив себя с обыкновенным супермаркетовским пакетом в руках, из которого торчат ноги еврорабочих, обещанных гамбургским вурдалаком Вольфгангом, специалистом по строительству заведений ночной жизни, для завершения многострадального Романова ремонта. Немцы такие упитанные, он же их не дотащит, или они кулек прорвут! И вообще, садист этот Вольфганг, вурдалак! Держать рабочих в темноте и холоде подвала!
Не подозревая о Романовых душевных метаниях, Янка двинулась в глубину подвала. Роман догнал ее… и остановился в изумлении, разглядывая громадный, уходящий в бесконечность и темноту сводчатый зал. Ряды гигантских дубовых бочек тянулись во мраке и пропадали в нем же. Под носиками торчащих из бочек могучих медных кранов медленно-медленно формировались тяжелые рубиновые капли, наконец отрывались и с глухим плеском падали в натекшие на полу лужицы. От лужиц исходил головокружительный аромат старого вина. Пирамидками возвышались уложенные один на другой, будто пчелиные соты, маленькие бочоночки, а выстроившиеся вдоль стен стойки с наклонными ячейками были заполнены бутылками. Бутылками стройными и пузатыми, в футлярах, и обернутых в древесную стружку, поблескивающих благородной зеленью стекла и покрытых еще более благородной патиной пыли, паутины и столетней грязи, сквозь которую просвечивались отпечатанные на старинном типографском станке наклейки с названиями, которые Роман встречал лишь во французской литературе 18 века. Да и то не все, не все!
– Добре, що у меня завжди лишний кулечек знайдется, - роясь в своей сумочке, ворчала Янка, выволакивая на свет именно такой пакет из супермаркета, какой представлялся Романовому воображению, - Що б ты без мэнэ робив? Нам сюда, - она свернула к стойке на отшибе. Бутылки были также стары и запылены, как и остальные в этом подвале. Единственной разницей было то, что на каждой красовалась совсем еще новехонькая этикетка с надписью по-немецки «Wolfgang Bauunternehmer»*.
– Зачем мне бутылки, если мне нужны рабочие? – возмутился Роман, с изумлением разглядывая винную стойку.
– Так це ж они и есть! – пожала плечами Янка, и выдернув ближайшую бутыль, сунула ее Роману в руки.
Внутри бутылки что-то перетекало, шевелилось… Что-то радужное, совсем не похожее на вино! Субстанция казалась то прозрачной, почти призрачной, то вдруг уплотнялась, приобретая твердость. К стеклу что-то придвинулось и Роман увидел, как из глубины бутылки на него с любопытством смотрит глаз. Глаз, несомненно, принадлежал немолодому человеку – весь расчерченный старческой сеточкой капилляров. Морщинистое веко опустилось-поднялось – глаз мигнул.
Рука
Янка шевельнулась, на кратчайшую долю секунды растекаясь в стремительном, неуловимом глазу движении – бутылка со звучным «ляп» впечаталась в ее подставленную ладонь.
– Ты що робишь, Ромасыку? – возмутилась она, нервно засовывая бутылку на место, - Вольфганг нам за своих рабочих не то що горла порвет – головы пооткусывает, тем бильше, що це, здаеться, их прораб!
– Что это такое? – дрогнувшим голосом спросил Роман, испуганно тыча пальцем в стойку.
– Джинны! – с гордостью провозгласила Янка, - Лучшие строительные джинны у Вольфганга! Навить не арабские, а справжние турецкие
– И тут тоже турецкие рабочие! – возмутился уже слегка оправившийся Роман.
– Звычайно ж турецкие, сами немцы укладкой кафеля не займаются! – обиженно покосилась на него Янка, - Ни, якщо тоби джинны не подобаются, у Вольфганга ще есть бригада страхопудив з Западной Украины. Но они, по-перше, гуцулы…
– Теж украинцы, алеж дики… - под нос себе процитировал старый анекдот Роман.
– По-друге, дуже велыки, в твою «панельку» могут и не поместиться. Ну а по-трете, коли голодни, людей жруть. Та якщо тебе соседи дуже надоели… - пожала плечами Янка.
– Нет, нет, - немедленно запротестовал Роман, забирая у нее целлофановый пакет и старательно встряхивая его, - Лучше тогда уж джинны!
– Не сомневайся! – успокоила Янка, укладывая звякающие бутылки с джиннами в подставленный Романом кулек, - То профессионалы – вид пятисот до тысячи лет опыта работы! Им твой ремонт на день! Прыйдешь до дому, бутылочки аккуратно откупоришь – тильки не разбей, пожалуйста, у Вольфганга они все фирменные! – выдашь указания и можешь спокийно идти до мэнэ в гости! Поки мы выпьемо та закусымо, они вже и закинчуть! С завтрашнего утра будешь жить в отремонтированной квартире!
Роман бережно ухватил кулек с джиннами за ручки – нарисованные Янкой перспективы окрыляли. Янка отряхнула ладони и пошла вдоль стоек с вином, внимательно вглядываясь в этикетки:
– Як думаешь, нам трех бутылок хватит чи все ж таки четыре взять? – задумчиво взвешивая на руке здоровенную пузатую бутыль, спросила она.
Роман неопределенно пожал плечами. Предстоящая первая в его жизни домашняя вечеринка со старшими напарниками, да еще в Янкиной более чем странной квартире, да в присутствии загадочного Эдварда, вызывающего у обычно неприступной Янки неконтролируемый телячий восторг, а у Рикo стойкую и нескрываемую неприязнь, Романа нервировала. А тут еще ремонт… Роман не выдержал и чуть раздвинув ручки, краем глаза заглянул в пакет. Несмотря на Янкины заверения, он бы предпочел остаться дома и поглядеть, что делают с его выстраданной квартиркой бутылированные турецкие «остербайтеры».
– Возьму пять, - подвела итог своим размышлениям Янка, решительно загружая в свою сумку бутылку за бутылкой, - И непременно французского, Эдвард любит лише те приемы, де все дуже стильно, - с явной гордостью за Эдварда сообщила она, - Да и Рик? именно такое предпочитает, - добавила со столь же явным равнодушием.
– Как Эдвард? – не зная, что сказать, пробормотал Роман.
– О-о-о! – чуть прикрыв глаза, испустила голубиный стон Янка, - Это… это… Ох, Ромасыку, я така щаслыва! – она по-девчоночьи смущенно покосилась на Романа и хихикнула, теребя пушистый кончик толстой пепельной косы. Роману даже показалось, что она покраснела. Или это освещение шутки шутит?