Голые короли
Шрифт:
Вновь арестовали его 3 декабря 1905 года, когда Петербургский Совет в отсутствие взятого еще в ноябре Хрусталева-Носаря по ультимативному требованию Троцкого принял резолюцию о переходе к вооруженному восстанию. Объективных предпосылок к этому не было никаких. Царь издал манифест, закреплявший удовлетворение большинства требований рабочих, в том числе свободу собраний, слова, союзов. В общем, была достигнута бескровная и убедительная победа. Зачем понадобился этот рискованный и безрассудный шаг?
По закону за принятие подобной резолюции Георгию Носарю как руководителю Совета грозила смертная казнь. Однако обвинение прокурор снял, поскольку Носарь
Лев Давидович оказался на высоте доверия полиции - Совет арестовали вместе с ним. В июле 1917-го, когда были арестованы Луначарский, Раскольников, Каменев и другие, а о «брате» Троцком масонское Временное правительство как бы забыло, он решил повторить пример Андрея Желябова и публично потребовал, чтобы арестовали и его. Растерянное правительство пошло на это лишь спустя две недели - после настойчивых провокационных выступлений Троцкого. Народовольцу Желябову в свое время такой афронт стоил жизни, Троцкому - еще одной строки в героической биографии. Заметим, однако, что Ленин в этой ситуации побоялся оставаться даже в Тарховке под Сестрорецком, а перебрался на самый дальний и глухой берег Разлива.
В эпизоде с разгромом Петербургского Совета Троцкий включился в игры с полицией с энтузиазмом и точным расчетом одновременно. Энтузиазм объяснялся неутолимым желанием блеснуть бесстрашием и дерзостью, а расчет строился на двух моментах. Во-первых, на данном этапе Совет в прежнем составе уже сыграл свою роль и практически был не нужен. Более того, выступая защитником экономических и социальных претензий рабочих, он бы сильно мешал революционерам. Во-вторых, Троцкого, как и других профессиональных революционеров, рвущихся к власти, не устраивал мирный исход конфликта с правительством. Они не желали постепенных побед, притуплявших, а то и сводивших на нет остроту бескомпромиссной схватки с самодержавием. Деньги, во всяком случае, давались Троцкому не для того, чтобы устраивать лучшую жизнь русским рабочим.
К тому времени он, мастер масонской ложи «Великий Восток», хорошо знал, кто в этом мире взял на себя право объявлять войны и осуществлять революции, и действовал в соответствии с этой скрытной и могучей волей. И что такое на этом фоне его сделка с полицией? Он бы и с чертом подписал договор о сотрудничестве, если бы высокие интересы его и низкие - черта совпали. В данном случае интересы совпали. И не столь страшно очутиться в знакомых уже «Крестах», зная, что ненадолго. К тому же в камере ему были созданы все условия для работы и отдыха. Он читал любые книги, газеты, писал и публиковал статьи, получал множество писем. Здесь он имел редкую возможность вспомнить о том, что у него растут две дочери. Дважды в неделю Троцкого навещали в «Крестах» не только жена, но и товарищи, остававшиеся на свободе.
Так протекало время до начала января 1907 года, когда был уже позади суд и пора было отправляться на этап, в бессрочную каторгу в село Обдорское за Полярным кругом. Далее - все по тому же сценарию полиции: симуляция Троцким приступа радикулита в дороге, из-за чего его заботливо оставляют под надзором двух жандармов в Березове, дерзкий, казалось бы, совершенно безнадежный побег за восемьсот верст до железной дороги, редкая неспособность полиции задержать беглеца, хотя известен был единственно возможный маршрут, а также все стойбища, где мог останавливаться и останавливался Троцкий, и, наконец, его благополучное появление в Финляндии. Там он встретился по отдельности с Лениным и Мартовым, а затем по старому, фальшивому паспорту, не обнаруженному, оказывается, полицией в сапоге, отбыл в Вену. Возможно, задержался бы в Финляндии подольше, однако Ленин утомил его своими «заклинаниями и распущенной демагогией». Ему, видите ли, чертовски хотелось знать обо всех подробностях фантастического побега.
О событиях 1905 года очень обстоятельно поведал потом Хрусталев-Носарь, вернувшийся в 1916 году из эмиграции в Россию, чтобы добровольцем отправиться на войну, но вместо фронта угодивший за побег из ссылки в тюрьму, из которой его освободила Февральская революция. Брошюра Носаря называлась неброско - «Из недавнего прошлого». Помимо подробного рассказа о предательстве Троцкого, Носарь написал и о другом агенте царской охранки -будущем наркоме просвещения в первом советском правительстве Луначарском.
Решив поведать правду о событиях 1905 года, Георгий Носарь подписал себе смертный приговор. Два года Лев Давидович собирался привести его в исполнение, да все дела отвлекали: то Брестский мир, то очередная размолвка с Лениным по поводу этого мира, то еще что-то, и только летом 1919 года Косарь был убит людьми Троцкого с изуверской жестокостью - ни одна тень не имела права омрачить любовных отношений его с русской революцией.
Пожалуй, именно в те дни, насыщенные отчаянием, восторгом и ненавистью, он по-настоящему проникся пламенной страстью к образу революции, а заодно и к своему внимательно присмотрелся - к еще не открытому образу мессии. До этого он придирчиво и нервно искал свою ипостась - что-то примеривал, отбрасывал, вглядывался вдаль, словно не зная берега, метался между войной, миром и революцией. Понимали его однобоко и поверхностно. «Вот так Троцкий!
– писал Ленин Инессе Арманд.
– Всегда равен себе - виляет, жульничает, позирует как левый, помогает правым, пока можно...» Тут Ленин угадал истину: «Всегда равный себе».
Агасфер тоже не оставался в долгу: «Дрянная склока, которую систематически разжигает сих дел мастер Ленин, этот профессиональный эксплуататор всякой отсталости в русском рабочем движении, меня нисколько не удивляет. Все здание ленинизма в настоящее время построено на лжи, фальсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения». Взаимные оскорбления не помешали им вскоре сойтись накрепко - «политической проститутке» и «думающей гильотине». До самой кончины Ленина в 1924 году они уже не разойдутся.
Еще через несколько лет Сталин превратил его в «кочевника революции», мстительно вернув ему полузабытое амплуа Агасфера, но это уже не имело значения. Ни мира, ни войны. Теперь не стало и революции. После двух неудачных покушений на него в Турции и во Франции, а потом и третьего - уже в Мексике, где Троцкий вначале поселился с Натальей Седовой в доме знаменитого художника Диего Риверы, а через два года купил на Авенида Вьена собственный - он стал предельно осторожен.
Неправдоподобно страшным сном вспоминалось недавнее ночное нападение группы боевиков, которую, как позже установили, возглавлял другой знаменитый художник - Давид Альфаро Сикейрос. В «Голубом доме» Риверы жить было спокойнее, но там Троцкому указали на дверь.