Гомункулус

Плавильщиков Николай Николаевич

Можно спорить о том, кого считать «первым» — Палласа или Богданова. Но бесспорно одно: Геккель «первым» не был, он только повторил то, что было раньше сказано русскими учеными. Будем справедливы: Геккель не знал сказанного ни Богдановым, ни Палласом.

В той же «Генеральной морфологии» Геккель разделил живую природу на три царства: животные, растения и «протисты». К протистам он отнес и простейших животных (амебы, инфузории и другие одноклеточные животные), и простейшие растения (бактерии, одноклеточные грибы, одноклеточные водоросли и проч.).

Выделяя царство «протистов», Геккель хотел показать, что между животными и растениями нет уж очень резкой границы, что простейшие формы тех и других нередко чрезвычайно близки. И правда, ботаники и зоологи

до сих пор не могут поделить некоторых протистов. Так, хорошо знакомую всем школьникам зеленую эвглену зоологи считают животным, ботаники — растением.

Оказалось, что и в этом случае Геккель не сделал особого открытия. Русский ученый, один из зачинателей научной микробиологии, Л. С. Ценковский ^[43] занимался изучением как раз «протистов» еще задолго до появления геккелевской книги. Правда, Л. С. Ценковский не называл протистов особым царством — его не интересовало название. Но он указывал, что изучение простейших животных и растений показывает: непереходимой грани между животными и растениями нет, среди простейших животных и растений встречаются формы «смешанного характера». Л. Ценковскому приходилось немало спорить, доказывая свою правоту: редко кто из его ученых-коллег соглашался со столь смелым утверждением.

43

ЦенковскийЛев Семенович (1822–1887) — ботаник, профессор Петербургского, Одесского и Харьковского университетов. Изучал главным образом одноклеточные организмы — низшие растения и простейших животных. Один из крупнейших протистологов своего времени.

Л. С. Ценковский оказался протистологом еще до того, как появилось геккелевское слово «протисты». Геккель не сделал никакого открытия, он лишь придумал название тому, о чем было рассказано другим.

«Морфологию» если и читали, то только прилежные биологи: очень уж трудна она была для чтения. Геккелю же, как и всякому автору, хотелось, чтобы его книгу читали тысячи и тысячи людей. Посоветовавшись кое с кем из приятелей, он решил сильно сократить и так переделать свою «Морфологию», чтобы она превратилась в популярную книгу.

Под названием «Естественная история миротворения» книга вышла в свет и имела большой успех. Ее перевели на двенадцать языков; в Германии она выдержала больше десяти изданий. Это был ошеломляющий успех, это была мировая слава. Все заговорили о Геккеле: и профессора, и студенты, и рабочие, и крестьяне, и пасторы. А заодно заговорили и о Дарвине, имя которого Геккель неустанно повторял в своей книге.

Вскоре в Иене произошло большое событие.

В Киссинген приехал Бисмарк ^[44] , «железный канцлер», вождь Германии, охваченной национальным угаром. Конечно, профессора Иенского университета отправились к нему целой депутацией и просили канцлера оказать честь Иене и навестить ее.

44

БисмаркОтто (1815–1898), князь, а позже герцог, — знаменитый прусский, а потом и германский государственный деятель. Главный зачинщик франко-прусской войны 1870–1871 годов, организатор вооруженной интервенции против Парижской Коммуны 1871 года. Объединил немецкие государства, устроив Германскую империю (с Пруссией во главе), первым канцлером которой и был. Основатель и вождь прусского «юнкерства», ожесточенный противник социализма. Крупнейшая фигура на политическом горизонте Европы второй половины XIX века, враг России, однако очень боявшийся войны с ней.

— Конечно, я приеду, — ответил Бисмарк, стараясь изобразить на своем лице подобие любезной улыбки.

Он был тонкий политик и хорошо знал, что с профессорами нужно ладить.

Весь

город принял участие в чествовании Бисмарка. Были парады, были приемы, были речи, играл оркестр, и воодушевленные видом «вождя» обычно тихие иенцы орали гимн, не жалея глоток. А вечером был банкет в ресторане «Медведь» — самом большом из иенских ресторанов. На этом банкете и выступил Геккель. Он произнес блестящую речь, в которой восхвалял канцлера, но не забывал и себя. Он так ловко повел дело, что оказалось, будто в Германии всего два великих человека: Бисмарк и Геккель.

— Он тонкий психолог, антрополог и проницательный историк и этнолог, — захлебывался Геккель, восхваляя Бисмарка и напряженно придумывая, как бы ему еще назвать канцлера. — Мы должны поблагодарить его за все, что он сделал для Германии.

Л. С. Ценковский (1822–1887).

Бисмарк уже был почетным доктором всех четырех факультетов Иенского университета. Больше факультетов не было. Ученые задумались.

— Выход есть! — воскликнул Геккель. — Мы, здесь собравшиеся, основываем еще пятый факультет — филогенетический. Разногласий на этот счет нет, — заявил он так быстро, что протестовать никто не смог бы, — и я, как декан нового факультета, объявляю князя Бисмарка первым и величайшим доктором филогении.

— Гох! — закричали профессора. — Гох!

— Тысяча восемьсот шестьдесят шестой год ознаменовался двумя событиями: битвой при Кениггреце начался новый период в истории немецкого государства, а в Иене зародилась новая наука — филогения, — продолжал Геккель, расплескав уже почти все свое пиво.

И правда, в этом году вышла в свет «Генеральная морфология» Геккеля.

Он и Бисмарк — вот два героя года.

3

— Мало переходов! — покачал головой Геккель, перечитав более внимательно книгу Дарвина. — Какая же это эволюция — пропасть на пропасти. Тут не хватает, там не хватает, везде какие-то обрывки. Нужна объединить.

Он знал, что искать переходные формы среди существующих животных не стоит: если бы они были, их нашли бы и без него. Ископаемые тоже не давали подходящего материала. Тогда он обратился к науке, о которой слышал когда-то в университете. Это была эмбриология.

В 1865 году появилась работа русского ученого Александра Ковалевского ^[45] . В ней описывалось развитие зародыша ланцетника, небольшого рыбообразного животного, живущего в песчаном дне многих морей. Ковалевскому удалось установить, что в истории развития ланцетника есть момент, когда зародыш его состоит всего из двух слоев клеток: наружного (эктодерма) и внутреннего (энтодерма), совершенно так же, как у различных позвоночных. Он же обратил внимание на то, что и развитие ланцетника, и развитие лягушки, миноги, морского червя «сагитты» идет по одному общему плану. Позже А. Ковалевский развил это обобщение в так называемую «теорию зародышевых листков».

45

Об А. Ковалевском см. главу «Зародышевые листки».

— Блестящая мысль… — бормотал Геккель, наскоро перелистывая статью Ковалевского. — Он большой знаток своего дела, этот русский ученый. Вот только обобщать не любит: факты описал, а выводов не сделал.

Если не обобщил Ковалевский, то кто мешал обобщить Геккелю? Ему крайне был нужен какой-либо «общий предок» для всех животных, состоящих из многих клеток. Раз все эти животные проходят через стадию двухслойного зародыша, то не есть ли это воспоминание о далеком общем предке этих животных?