Гончаров и криминальная милиция
Шрифт:
– А ты его привез? Чего ж ты раньше молчал?! Немедленно тащи его сюда.
– Как прикажете, начальник, - направляясь к двери, довольно кивнул Потехин.
Анатолий Евгеньевич Бирюков представлял собой фигуру внушительную и авторитетную. Наверное, любой усопший с удовольствием, без тени сомнения доверялся его холеной, благопристойной пасторской роже, кто угодно почел бы за честь отдать свою загробную судьбу в руки столь престижного агента. По-хозяйски развалясь в кресле, он развязно положил свою пухлую руку на стол полковника, тем самым демонстрируя
– В чем дело, господа офицеры?
– вопросительно пропел он сочным баритоном.
– Давайте-ка поскорее выкладывайте ваши проблемы. Времени у меня немного, так что постарайтесь быть краткими.
– Постараемся, - улыбнулся Требунских, и ничего хорошего та улыбка Бирюкову не сулила.
– Геннадий Васильевич, вызовите конвой, пусть его закроют часа на три до выяснения его личности и обстоятельств дела. И клетку ему подберите покруче.
– Вы что?!
– не веря своим ушам, захлопал он черными маслинами глаз. Что вы делаете?! Вы в своем уме?! За что?! Меня, уважаемого человека...
– Это кто же вас уважает? Я? А может быть, вы, Геннадий Васильевич? Тоже нет! Вот так, гробовых дел мастер, нет здесь уважающих вас людей. Зарубите это себе на носу, и если вы сейчас же не извинитесь за свое хамское поведение и не уберете с моего стола руку, то три часа райского наслаждения в обществе сомнительных типов я вам обещаю. Улавливаете?
– Улавливаю, - сдавленно ответил Бирюков и, моментально понимая ситуацию, словно от раскаленной печи отдернул руку от стола.
– Извините, Христа ради, привычка.
– Очень плохая привычка, - холодно заметил Требунских.
– Она не делает вам чести. Но перейдем к делу. Скажите, Бирюков, вы помните все то, что сегодня утром видели на кладбище? Вы понимаете, о чем я спрашиваю?
– Вероятнее всего, вы имеете в виду тот бесхозный труп мужчины, который лежал на моей могиле?
– несуразно, сам не замечая того, ответил агент.
– Сплюньте три раза, - ухмыльнулся полковник.
– Пока что вы живой и невредимый сидите напротив меня, а я никому не желаю досрочной смерти.
– Ах да, извините, оговорился, я имел в виду - на могиле Седова, человека уважаемого, человека, который в чине майора дошел до самого Берлина. У него одних наград - орденов и медалей - на две груди хватит. Сегодня в час вынос тела, а на его могиле лежит труп. Вы можете представить мое состояние!
– Вот как, - насторожился полковник.
– Очень интересно, но об этом потом, а сейчас бы я хотел спросить, достаточно ли хорошо вы рассмотрели убитого?
– Солнце еще не взошло, но место там открытое, и видимость была нормальной. А к могиле я подошел вплотную, и можно сказать, что убитого я рассмотрел хорошо, тем более подходил я к нему дважды. Первый раз я был один, а потом вместе с тем хорьком, извините, я имею в виду Стукалова.
– Вы помните руки убитого и что вы на этот счет можете сказать?
– Да, на руки его я обратил внимание. Это первое, что бросилось мне в глаза после того, как я вышел из шока. У него на среднем пальце правой руки тускло поблескивал перстень, а на левой были часы. Какие точно, сказать не могу. Рука была откинута, и я видел только браслет.
– И этого достаточно. Что вы делали потом, после того как ознакомили Стукалова с этой неординарной ситуацией?
– Да ничего. Хорошо прочистил ему мозги, передал два новых заказа и уехал. Мое постоянное присутствие в фирме - это мои деньги.
– Когда вы уезжали, где находился Стукалов?
– Я добросил его до кладбищенской конторки, откуда он должен был позвонить вам. Это все, что я знаю. А в чем дело? Есть какие-то проблемы?
– Есть, но не вам их решать. Сейчас вы подниметесь в 348-й кабинет к капитану Кудрину. Он снимет с вас показания и оформит протокол опроса. Потом еще раз, на пару минут, зайдете к нам и будете свободны. Договорились?
– Вопросов нет, все сделаю, как вы велите.
– Тогда вперед.
– Я провожу его, - вызвался Потехин, - а заодно и Стукалова доставлю.
– Не нужно, Геннадий Васильевич, надо кое-что домыслить.
– А что тут домысливать?
– прикрывая за Бирюковым дверь, удивился подполковник.
– Кажется, и козе все понятно. Расколем его по свежему снегу, он и ахнуть не успеет. А если начнет запираться, припрем его показаниями агента.
– Да я не о том. Совершенно неожиданно пришла мне в голову довольно странная мысль, а мысль, как ты сам понимаешь, убить нельзя.
– Особенно гениальную. Так в чем дело?
– Скажи, тебе не приходило в голову то обстоятельство, что убийство совершено рядом с могилой некоей Скороходовой, которой сегодня, на девятый день после смерти, Макс Ухов установил памятник?
– Признаться, нет. Но неужели ты думаешь, что это ритуальное убийство?
– Не знаю, но исключать эту версию я бы не хотел.
– Согласен, но тогда мы вообще забредем в тупик. Жертвенным ягненком мог стать любой житель нашего города, а если он человек приезжий, то вообще полная обструкция и сиреневый туман.
– Да, установить личность в этом случае будет трудно, зато религиозных фанатов у нас не много, и через них можно выйти на преступника.
– Давай не будем гадать. Возможно, все гораздо проще и уже через три минуты мы получим от Стукалова часы, перстень и бумажник с документами.
– Твоими бы устами да мед пить, - покачал головой полковник.
– Ладно, давай сюда свою кладбищенскую ворону, попробуем пощипать ей перышки.
Привели Стукалова.
– Ну как дела, Сергей Владимирович?
– показывая на стул, доброжелательно улыбнулся Требунских.
– Надеюсь, что все ваши страхи и опасения прошли?
– Да, спасибо, - усаживаясь на предложенное место, поблагодарил он. Признаться, сначала на меня атмосферные осадки вашего офиса подействовали удручающе, но теперь все прошло, и я чувствую себя в своей тарелке.