Гончаров и криминальная милиция
Шрифт:
– Я это прекрасно понимаю, но, откуда он у него появился, я не имею никакого понятия.
– Когда вы его нашли, он так и был завернут в шарф?
– Нет, он просто лежал под матрасом. В шарф его завернула я сама.
– Сделаем так: вы оставляете у меня оружие, а я вам выдаю расписку.
– Право, не знаю...
– замялась она.
– Я хотела отнести его в милицию...
– Несите, - пододвигая ей пистолет, согласился я.
– Только учтите, за хранение оружия предусмотрена статья, и ваш сын может запросто ее получить. Кажется, это статья 222, она предусматривает лишение свободы на срок до трех лет. Вот если бы он самолично сдал "вальтер",
– Хорошо, я оставлю эту идиотскую штуку у вас, но как быть с Сашкой?
– Искать, - убирая оружие в стол, кратко ответил я.
– Теперь, после того, что вы мне сообщили, я хоть знаю, в каком направлении двигаться. Оставьте мне ваш адрес и телефон. Работать я начну уже завтра с утра.
– Я выдам вам аванс, - записывая свои координаты, заявила она.
– Не нужно. Скорее всего, деньги добыты сомнительным путем. Я их не возьму. Однако вы не волнуйтесь, в любом случае я работаю добросовестно. Всего вам наилучшего, и ждите от меня известий.
– Спасибо вам, завтра у меня всего три урока, так что в двенадцать я дома.
Проводив просительницу до двери, я было собрался вновь занырнуть в кабинет тестя, чтобы прикончить его заначку и с просветлевшей головой хорошенько подумать над свалившимся на меня делом. Окрик супруги, злобный и властный, помешал мне осуществить мой блестящий план.
– Ты это куда намылился, змей бесхвостый?!
– Туда, - трусливо отступая в глубину комнаты, указал я на дверь кабинета.
– Перебьешься, - безапелляционно заявила она, подталкивая меня к дивану.
– Смотри телевизор и мечтай о лете. А можешь, если совсем не усох, и жену обнять.
Глава 4
В час дня черная "девятка" с тремя пассажирами заехала на территорию кладбища и, миновав центральную аллею, остановилась на самой окраине.
– Рановато мы приехали, - поделился своими соображениями сидящий сзади Потехин.
– Лучше подождать, чем вовсе опоздать, - философски отозвался Требунских.
– Макс, ты мне все рассказал, кроме одного. Что это за тип был с тобою утром?
– Как же, Константин Иванович Гончаров. Странно, что вы о нем ничего не слышали. Лет десять тому назад он работал в органах. А потом за свое... гм... неадекватное поведение был вынужден написать заявление. В чине капитана, кстати сказать.
– Алкаш, что ли?
– напрямую спросил полковник.
– Не так чтобы очень, но немного выпивал.
– А чем он занимается сейчас?
– Как и я, работает в охранной фирме "Сокол". Между прочим, полковник Ефимов приходится ему родственником, а если говорить точнее, то тестем.
– Нечего сказать, хороший зятек достался Алексею Николаевичу.
– Напрасно вы так. Отношения у них - любой позавидует. Можно сказать, друзья-товарищи.
– А ведь я о нем слышал, - вмешался Потехин.
– Но далеко не лестные отзывы. Будто бы занимается он частным сыском, порой сует нос не в свои дела и тем самым мешает следствию. Так что, Васильич, надо быть готовыми к тому, что в связи с этим делом наши пути пересекутся.
– Он будет горько об этом сожалеть, - выходя из машины, усмехнулся Требунских.
– Самодеятельности я не потерплю. Тем более, что я органически не перевариваю пьяниц. Макс, ты можешь ему это передать.
– Конечно же я это сделаю, но он не всегда ко мне прислушивается, да и мужик он далеко не глупый. Константин Иванович умудряется раскрывать большинство тех дел, за которые берется.
– А берется он только за те дела, которые можно раскрыть, - язвительно вставил Потехин и вслед за начальником вылез из машины.
– Передай ему мой настоятельный совет - пусть едет в деревню и раскрывает куриные кражи.
– Хорошо. Мне только одно непонятно - почему в таком случае в это дело втянули меня? Ведь я тоже на сегодняшний день не имею к вам никакого отношения.
– Ты другое дело, - располагающе улыбнулся Требунских.
– Во-первых, я хорошо тебя знаю, во-вторых, ты проживаешь как раз над объектом нашего наблюдения, а в-третьих, ты с ним знаком. Нет, конечно же ты можешь отказаться, мы никаких претензий иметь не будем. Тут дело добровольное.
– Нет уж!
– заиграл желваками Ухов.
– Я сам на этого поганца зуб имею и не успокоюсь, пока как следует с ним не разберусь. Ваше предложение мне по вкусу.
– Вот видишь...
– развел руками полковник.
– А ты говорил... Только, пожалуйста, не обращайся с ним слишком уж сурово, оставь чуть-чуть и нам. Внимание, друзья, кажется, едет наш покойник.
Показавшаяся вдали похоронная процессия очень скоро достигла своего конечного пункта и остановилась неподалеку от черной "девятки". Участник Великой Отечественной войны, майор Седов, дошедший до самого Берлина, прибыл обживать свою последнюю квартиру. Провожать его приехало три автобуса, никак не меньше ста человек. Ударила медь тарелок, жалобно взвыли трубы, и поплыл красный гроб с телом солдата, победителем прошагавшего пол-Европы.
– Еще один ушел, - сглотнув комок, заметил Требунских.
– Сколько их осталось?!
– В нашем городе меньше полутора тысяч, - отозвался Потехин.
– Здешним ветеранам еще хорошо, хоть умирают в России, а каково приходится тем, в Прибалтике, особенно в Латвии, где фашистское охвостье марширует по улицам городов. Ты помнишь, Петр Васильевич?
– Оставь, не надо, - отмахнулся полковник.
– Глаза б мои не видели...
Деликатно и осторожно все трое влились в толпу провожающих, а через некоторое время оказались и в ее первых рядах. У гроба, установленного на двух табуретках, в полуобморочном состоянии склонилась старуха - когда-то веселая и задорная подруга майора, с двух сторон ее бережно поддерживали сыновья. В наступившей тишине к гробу поочередно подходили прощаться близкие и друзья покойного. Длилось это бесконечно долго. Все это время Требунских, Потехин и Ухов внимательно прислушивались и присматривались к толпе.
– Кажется, мы приехали напрасно, - прошептал Потехин.
– Ловить здесь нечего.
– Подожди, - осадил его полковник.
– Не гони лошадей.
– Товарищи, дорогие мои фронтовики, - начал прощальную речь худенький, лысый старичок, как елка увешанный орденами.
– Сегодня мы вновь встретились, чтобы проститься с нашим товарищем, с нашим боевым другом, который своей кровью, своим сердцем заслонил весь мир от коричневой чумы фашизма. Нас осталось мало, мы стареем и умираем. Мы уже не в силах воевать. Не в силах держать в руках автомат. Жалко, очень жалко, что все наши нелегкие солдатские труды пропали даром. Нам больно видеть, когда горстка отъявленных негодяев, обобрав нас, ветеранов и старых солдат, до нитки, распродает и раздает нашу родину в угоду тем, с кем полвека назад мы дрались не на жизнь, а на смерть. Мне страшно видеть, когда наши внуки с бритыми затылками ради доллара идут на убийство. Мне...