Гончаров и погоня за бриллиантом
Шрифт:
"Черт с тобой! - подумал я, выходя из подвала. - Но завтра мы обязательно встретимся. Накроем болезного, а там и поговорим по душам".
И все-таки кого он боялся?
* * *
Я знал, Юрка уходит на работу в семь. Проходя мимо его квартиры, нацарапал ему записку, воткнул ее в дверь.
Спящая Ленка брыкалась и ругалась, потревоженная в теплой, нагретой постели.
Мне казалось, я только уснул, как раздался звонок.
– Ты просил позвонить. Что случилось? - спросил мужской голос в телефонной трубке.
– Это кто? - мало что соображая,
– Президент Клинтон, твою мать, совсем одурел, хроник-ветеран.
– А-а-а, Юрка, слушай внимательно. - Я напряг спящие еще мозги и коротко рассказал ему о моей ночной прогулке.
– Ну ты даешь, Кот! Нужно немедленно сообщить начальнику.
– Конечно, только не немедленно, а медленно.
– Не понимаю.
– У тебя всегда с этим делом было плохо. Не время еще, Юрка. Я ведь ничего, кроме дыры в стене да сбежавшего бомжа, не нашел. Но к обеду думаю выкопать что-нибудь посущественнее. Вот тогда и преподнесешь своему шефу жирный праздничный пирог. А пока сделай вот что: пойди сейчас в этот подвал...
– Но мне на работу...
– Позвони Ефимову и, не вдаваясь в подробности, скажи, мол, дело сдвинулось, нужно форсировать.
– Ладно.
– Так вот, пойдешь в подвал и аккуратно, нежно, как девушку, потрясешь того бомжика. Но без резких телодвижений. Ясно?
– Ясно. А почему сам не потрясешь?
– Потому что ты получаешь жалованье, а я - нет. И мне необходимо быть в другом месте. Собирайся и топай! Часов в десять подойду. Дождись.
– Ты где шлялся всю ночь? - Это уже спросила выходящая из ванной комнаты голая Ленка.
– Где надо, там и шлялся, прикрой стыд, девка срамная, и приготовь завтрак. Да не, забудь про кошку. Ступай, милая, у меня должен состояться конфиденциальный разговор на высоком уровне.
– Скотина! - Хлопнув кухонной дверью, Ленка загремела посудой, а я набрал номер оганяновского телефона и попросил о встрече. Он пообещал тотчас выслать машину.
Через полчаса, сытый и умытый, я восседал на переднем сиденье роскошного вартановского "мерседеса", которым управлял один из его племянников.
– Ты зачем дядькин сейф бомбанул? - спросил я на всякий случай, проницательно и всезнающе глядя в его черные грустные глаза. Наверное, так же грустит крокодил, сожравший небольшого бычка.
– Аи, зачем так говоришь? За такие слова отвечать надо. Если бы не дядя Вартан, я бы тебя побил.
– А что, дядя не велел?
– Нет. Сказал, чтобы обращался культурно. А я дядю уважаю. Люблю.
– "А я дяденьку не бил, а я дяденьку любил", - гнусаво пропел я, закуривая.
– Послушай, возьми нормальную сигарету.
– Я к таким привык.
– Потом в салоне плохо пахнуть будет.
– Это твои проблемы. Ты лучше скажи, зачем в мастерскую шастаешь? Высматриваешь-вынюхиваешь?
– Да что вы, честное слово, дурак? Мы там коньяк пьем.
"Мерседес" тем временем притормозил у металлических ворот, которые тут же медленно, занавесом, расползались в стороны, открыв огромный двор, яблоневый сад и вычурный фасад
Из парадной двери появился второй племянник и препроводил меня в гостиную, иначе эту комнату назвать было нельзя. Лепнина, позолота, мрамор. На стенах, куда ни плюнь, гобелены или живопись, явно подлинная. Принципиально я человек независтливый, иначе, при моей специальности, далеко не пойдешь, потому как зависть отвлекает от главного. Трудно сосредоточиться на том первостепенном, что должно полностью занимать тебя в эту минуту. Вот и привык довольствоваться тем малым, что имею. Но в данном случае во мне гадюкой зашипело злобное раздражение. Это чересчур - хрюкать в золотой ванне, брезгливо ухмыляясь, когда шахтеры и педагоги по полгода не получают зарплаты. Нувориш трахнутый!
– Константин Иваныч, рад вас видеть, - протягивая руки, ко мне спешил Оганян в шикарном костюме. - Вы что-то узнали?
– Это здесь вы собираетесь голодать, изнуряя себя непосильной работой? - вместо ответа, не без сарказма спросил я, обводя взглядом бесстыдную роскошь.
– Нет, это придется продать.
– Ай-я-яй, дешево-то как, всего за триста "лимонов".
– Триста никто не даст, не тот город.
– Не делайте из меня идиота. Если трехкомнатная квартира стоит сто пятьдесят, то этот...
– Собственно, зачем вам его стоимость? Я к вам обратился не как к оценщику, мне нужно найти пропавшее...
– Сколько процентов? - жестко, в лоб влепил я.
– С трехсот - десять.
– Пять "лимонов" авансом, сейчас.
– Как вам будет угодно. Я еще вчера предлагал. Вы что-то прояснили?
– Да.
– Замечательно! - С трудом сдерживаясь, чтобы в меня не вцепиться, он плюхнулся в кресло. - Кто? Кто-нибудь из моих?
– Я не знаю, кто ограбил.
– Но...
– Зато знаю, как ограбили. А это, согласитесь, не так уж мало.
Заметно потеряв интерес, он вяло спросил:
– Ну и как?
– Довольно необычно, мне кажется.
– Опять версии, предположения?
– Работал всю ночь, домой явился под утро, на меня было совершено нападение, - нахально врал я, повышая авторитет проницательно-бесстрашного сыщика.
– Да, конечно. И что же вам удалось узнать?
– Но... Я полагаю...
– Ах да, вы правы, одну минуту.
Он вышел, оставив дверь приоткрытой. Через пять секунд оттуда показалась медвежья голова сенбернара со скорбными глазами ростовщика. Глаза слезливо оглядели гостиную и остановились на мне.
Пес, видимо, хотел что-то сказать, потому что начал протискивать свою бело-рыжую шкуру через щель дубовых дверей. Мне стало неуютно, на всякий случай я приготовился стрелять. "Черт с ним, - подумал, - вырубимся, так вместе". Но барбос агрессии не выказывал, напротив, подойдя ко мне, доверчиво положил слюнявые брыли на отглаженные брюки. Я погладил его огромную рыжую голову, но тут же понял, что делать этого не следовало. В знак особого расположения и признательности пес обнял меня за плечи и слегка, от подбородка до темени, лизнул.