Гончие псы Гавриила

Стюарт Мэри

Я удивилась.

– Вы разрешите мне ходить, где угодно?

– Естественно. В действительности возможно, что собственность теперь принадлежит вам или, что более вероятно, вашему кузену.

– Или Джону Летману?

– Не исключено. Она была очень к нему привязана.

– Еще одно проявление эксцентричности?

– Очень распространенное. Но, боюсь, здесь не осталось ничего ценного. Могут обнаружиться какие-нибудь сувениры, которые вы захотите вырыть из общего хаоса, если угодно, можете попробовать.

– Например,

кольцо Халиды?

Он выглядел удивленным.

– Гранатовое? Вам оно нравится? Оно действительно было ее любимым, и она всегда его носила, но я понял, что она подарила его Халиде… Но, конечно… Возможно, Халиде все равно…

– Доктор Графтон, не думайте, что я наглею, жадничаю и собираюсь нарушать волю покойных родственников, но кольцо имеет, я бы сказала, «сентиментальную ценность», и я уверена, что семья будет биться за то, чтобы получить его обратно. Кроме того, бабушка обещала отдать его мне. Если она отдала его Халиде, то действительно совсем уже сошла с ума, ни один суд такого подарка не признает.

– Оно такое ценное?

– Ничего не знаю о ценности гранатов, – сказала я абсолютно честно, – но можете поверить, что это не безделушка для горничной, какой бы преданной она ни была. Это кольцо принадлежало моей прабабушке, и я хочу получить его обратно.

– Значит, и должны. Я поговорю с Халидой.

– Скажите ей, что я куплю ей что-нибудь взамен, или она может что-нибудь выбрать из того, что осталось.

Я поставила чашку. Наступила пауза. Какое-то большое насекомое, жук, пролетело в дверь, покружилось по комнате и улетело. Я неожиданно почувствовала, что очень устала, разговор ускользал от меня. Я поверила ему… А раз так, все остальное ведь не имеет никакого значения?

– Хорошо, – сказала я, – итак, мы дошли до того, что происходило после ее смерти. Но прежде чем продолжить, покажите, где она.

Он встал.

– Да, конечно. Она покоится в саду принца, как и хотела. – Он провел меня через маленький двор мимо сухого фонтана, через солнце и тень, между клумбами, на которых ранней весной растут тюльпаны и ирисы. С высокой стены свисал белый жасмин, а рядом каскад желтых роз образовал сияющий занавес. Великолепный запах. В тени цветов лежал плоский белый неотесанный камень, в изголовье возвышался каменный тюрбан, как у мертвого мусульманина.

Я смотрела на него минуту, потом спросила:

– Это ее могила?

– Да.

– Без имени?

– На это не было времени.

– Вы так же, как и я, знаете, что это – мужская могила.

Он неожиданно резко двинулся, сразу начал себя контролировать, но я уже опять напряглась и испугалась. Это именно тот человек, который жестоко обращался со мной в машине, это он играет со мной в какую-то мерзкую игру здесь, где у него так много преимуществ… Где-то недалеко от поверхности, прямо под потной кожей, за масляно-черными глазами скрывалось что-то не такое приятное и мягкое, как старался мне внушить доктор Генри Графтон.

Но когда он ответил, в его голосе звучало всего-навсего приглушенное веселье.

– Нет, действительно, ни к чему вам подозревать меня в чем-то еще! Вы же знаете, что она одевалась как мужчина, да и вела себя соответственно. Полагаю, это давало ей свободу, которой женщины в арабских странах не обладают. Когда она была моложе, арабы называли ее принцем, из-за того, как она ездила верхом, каких держала коней и штат. Она запланировала это, – жест в сторону могильного камня, – еще при жизни. Это явно часть той же фантазии.

Я молча смотрела на стройную колонну, увенчанную тюрбаном. Из всего, что я видела, это казалось самым враждебным, самым иноземным символом. Я думала о могильных камнях в старом церковном дворе дома, больших дубах, о грачах, пролетающих мимо. Душ желтых лепестков полился на камень, промелькнула ящерица, замерла на секунду, посмотрела на нас и скрылась.

– Я приобрела замечательный могильный камень.

– Что? – спросил Генри Графтон.

– Извините, не осознала, что сказала вслух. Вы правы, это то, что она хотела. И, по крайней мере, она с друзьями.

– Друзьями?

– В следующем саду. Собаки, я видела их могилы. – Я отвернулась, чувствуя себя все более усталой. Тяжелая, насыщенная запахами жара, жужжание пчел, а может, остатки действия инъекции и напряженный день тяжело давили на меня.

– Надо вам уйти с солнца. – Темные глаза так и ввинчивались в меня. – С вами все в порядке?

– Прекрасно. Немного все кружится, но это не неприятно. Это был только пентотал?

– И все. Вы заснули не надолго, и это совершенно безвредно. Пойдемте.

После раскаленного сада комната показалась прохладной. Я с облегчением села в лакированное кресло и откинулась назад. Углы комнаты утопали в тени. Генри Графтон поднял со стола стакан и налил в него воды.

– Выпейте это. Лучше? Еще одну сигарету, вам это поможет.

Я взяла ее автоматически, он дал мне прикурить и отодвинулся на своем стуле из столба солнечного света. Я положила ладони на ручки кресла. Почему-то изменился тон разговора, его докторская забота обо мне сразу сделала его главнее меня – пациентки. Через наплывающую усталость я попыталась снова атаковать и холодно обвинять.

– Хорошо, доктор Графтон. Первая часть расследования окончена. На какое-то время я принимаю вашу версию о естественной смерти бабушки и верю, что вы сделали все возможное. Теперь перейдем к тому, почему вам нужно было все это скрывать, устраивать маскарад и… делать то, что вы сделали со мной. Вам осталось объяснить еще очень многое. Продолжайте.

Минуту он разглядывал свои ладони, лежащие на коленях, потом поднял голову.

– Когда вы позвонили ко мне домой и узнали, что я уехал, вам что-нибудь рассказывали обо мне?