Гонители
Шрифт:
Судуй заседлал коня, повесил на пояс саадак с луком и стрелами, легко вскочил на коня и поехал. Тайчу-Кури смотрел ему вслед, тихо радовался.
Сын становится взрослым. Идет время, растут дети, меняется жизнь.
Из куреня возвратилась Каймиш.
– Возле ханской юрты что-то шумно. Говорят, кого-то убили.
– Ты меньше слушай… Наш Судуй уехал на охоту с Джучи. Хороший сын у хана Тэмуджина. Он всегда берет в товарищи Судуя. А почему, думаешь? Ценит нашего парня. Да и как его не ценить? Из лука стреляет лучше всех сверстников.
– Опять расхвастался! А стрела горит!..
– Э-э, и верно! – Выхватил из огня горящее древко, сбил пламя. Испортил. И все из-за твоей болтовни!
Каймиш подергала его за ухо, ушла в юрту. Но вернулась.
– Тайчу-Кури, а не нашего ли татарина убили? Как я сразу не подумала…
– За что его убивать? Не говори глупостей, Каймиш.
А у самого на душе вдруг стало неспокойно. Могли и убить. Долго ли?
Жизнь человеческая стала дешевле стрелы. Правда, и раньше она была не дороже. Но очень уж много гибнет теперь людей.
Перед полуднем к юрте подскакали воины. Джэбэ, бывший нукер Аучу-багатура, опустил копье с насаженной на него головой человека, тряхнул. Голова упала, покатилась к огню, сухо затрещали охваченные пламенем волосы. Тайчу-Кури вскочил, откатил голову, с испугом взглянул на хмурого Джэбэ.
– Узнаешь? – спросил Джэбэ. – Как ты мог пригреть у себя злейшего врага хана Тэмуджина?
– Врага?.. Какого врага? – Тайчу-Кури просто не знал, что и говорить, косился на голову молодого татарина с опаленными, дымящимися волосами – по спине бежали мурашки.
– Поработайте, ребята, – сказал Джэбэ. – Не надо и палок искать. Сам для себя наготовил.
Воины неспешно слезли с коней, повалили его на землю. Каймиш бросилась на выручку, но ее ударили кулаком по лицу. Она упала. Тут же вскочила и с криком: «Спасите!» – побежала в курень.
Давно не битое тело Тайчу-Кури содрогалось от каждого удара. Он стонал, корчился, рвался, скрипел зубами, но дюжие воины все плотнее прижимали его к земле, и удар следовал за ударом по одному и тому же месту. От невыносимой боли помутилось в голове. Меркнущим сознанием он уловил стук копыт, плач Каймиш и чей-то окрик:
– Что за самоуправство?
Его перестали бить, но не отпускали, он хватал открытым ртом воздух и с ужасом думал, что если будут бить еще, он не выдержит и десятка ударов.
– Мне было велено найти сообщников зловредного татарина и палками забить до смерти.
– Какой он сообщник! Это Тайчу-Кури. Мы с ним помогали хану, когда ты, Джэбэ, кулаком вытирал свои сопли. Уезжай отсюда. Я сам разберусь.
Тайчу-Кури узнал говорившего – Джэлмэ, сын кузнеца Джарчиудая. Воины уехали. Тайчу-Кури повернулся на бок, охая и ругаясь.
– Пойду к хану… Он им задаст.
– Не суйся, куда тебя не зовут! – грубо сказал Джэлмэ. – Не делай того, о чем не просят. Благодари свою жену… Прикончили бы тебя. И за дело. То ты привечал у себя Чиледу, то этого татарина. Смотри, Тайчу-Кури.
С помощью Каймиш он перебрался в юрту, лег животом на войлок. Жена гладила его по голове, не переставая плакала. Он взял ее за руку, попросил:
– Не плачь. Твои слезы для меня хуже палок… Видишь, я даже не охаю.
Привычен…
– Какие жестокие, бессердечные люди, Тайчу-Кури! Ой-ой, какие люди!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Прохладный утренний воздух был наполнен комариным звоном. В курене кое-где горели огни, и белесый дым стлался по земле. Кобылица с жеребенком, помахивая хвостом, брела по колено в дыму, как в воде. В халате, накинутом на плечи, в чаруках на босую ногу Тэмуджин вышел из юрты Есуй, остановился, чего-то ожидая. Чего – он и сам не знал. Может быть, ждал, что Есуй окликнет его. Но за спиной было тихо. Тихо было и в курене.
И эта тишина словно бы дразнила Тэмуджина, издевалась над ним. Каждый раз он уходил от Есуй с чувством тайного стыда. Она была покорна ему. Но как?
Словно отреклась от своего тела, сделав недоступной душу. Не такой покорности хотел он. Каждый раз шел к Есуй с нетерпеливым желанием сломать ее, подчинить себе, а уходил с отягощенным досадой сердцем.
У дверей его юрты, привалившись спиной к стене, стоял караульный. Он сладко похрапывал и вяло отгонял от лица звенящих комаров. Короткое копье с широким блестящим наконечником выпало из его рук, валялось на земле.
Тэмуджин поднял его, тупым концом слегка толкнул в бок караульного. Тот почесался, сонно пробормотал:
– Отвяжись…
Тэмуджин резко наклонился, сорвал с караульного кожаный шлем, ударил им по лицу.
– Встань!
Караульный вскочил, попятился, ошалело вылупив глаза.
– Так ты охраняешь мой покой? Сейчас же иди к Боорчу, пусть он приложит к твоему заду двадцать палок.
Пустая юрта, обтянутая изнутри шелком, показалась слишком огромной и холодной. Он сел у погасшего очага, ковырнул кучу серого пепла – ни одной живой искры не было в золе. Глухое, томящее раздражение нарастало в нем. С озлоблением думал о Есуй, хранящей в душе верность ничтожному татарину, которого он раздавил, как комара, севшего на нос, о беспечном караульном, нагло храпящем у его дверей. Кто они и кто он? Перед ним млеют от страха грозные владетели, а эти…
Почувствовав мелочность обиды, не дал ходу мыслям, резко встал, запахнул халат, затянул пояс и пошел в юрту Борте. В коротком широком номроге жена казалась ниже ростом и толще, чем была на самом деле. Она удивилась его приходу, но виду не подала, присела перед очагом, подбросила в огонь аргала. В пузатом задымленном котле варилась баранина. Достав из кожаного мешочка горсть сушеной черемши, Борте бросила в котел. Юрта наполнилась вкусным, с детства знакомым запахом.
– У тебя разве нет слуг? – спросил он.