Гонка на выживание
Шрифт:
Моя ладонь привычно смыкается на рукояти ножа. Я точно знаю, что и как надо делать – резкий удар по горлу в определенном месте, тогда человек не сумеет перед смертью закричать. Да, теперь я знаю и умею очень многое, но при этом у меня больше нет чувства раздвоения личности. Я – Брайан Макдилл, умею видеть в темноте, владею всеми современными видами вооружения и при случае смогу голыми руками снять часового.
Мы с Лонгом словно призраки вырастаем за спинами парней, и два тела почти одновременно беззвучно оседают на пол. Автоматическим движением вытираю клинок о куртку трупа и выключаю его
– И даже после этого я не Григ, – отвечаю на его взгляд.
– А кто же ты? – щурит он глаза.
Хороший вопрос. Но теперь я знаю ответ… Впрочем, это все потом, а сейчас главное – найти Сятю.
– Нам туда, Лонг.
– Там, скорее всего, бандитское логово, – предупреждает он. – Может быть до сотни бойцов.
– Если они будут паиньками, мы их не тронем, – улыбаюсь я.
Лонг фыркает и крутит головой:
– И все-таки, кто ты такой, а? Не Григ, не бывший штурмовик…
– Отстань, – отмахиваюсь. – Сколько раз тебе повторять. Гонщик я. Гонщик! Из клуба «Отвязных Стрельцов», понял?
– Ну, разве что отвязных, – смеётся Лонг. – Слушай, а ты случайно не секретный агент под прикрытием?
Я лишь досадливо повожу плечами: ну его, пусть думает, что хочет. Не собираюсь обманывать, но разве он поймет, если я скажу, что сейчас во мне воплотились навыки и память Стина и Грига. А эти двое могли бы дать прикурить и целой армии профессионалов, так что им дилетанты из городских банд!
Мы минуем коридор, заворачиваем за угол и видим широкие двери в бывший ресторан. У дверей толчется несколько оболтусов с автоматами. Наши с Лонгом выстрелы сливаются в один громкий хлопок. Оболтусы падают, Лонг подхватывает два автомата, один протягивает мне, и мы врываемся внутрь. В зале царит полумрак, который усугубляется довольно сложной планировкой – многочисленными арками и нишами со столиками и диванчиками. С удивлением отмечаю, что мебель выглядит новой, словно ее только на днях завезли. Но осмотреться как следует мне не дают – Лонг внезапно толкает меня в одну из ниш, а пулеметная очередь вспарывает воздух в том месте, где мы только что стояли.
– Ручной пулемет за барной стойкой, – говорит Лонг. – Эх, гранатку бы!
– Я дуд! Пассите! – вопит учуявший мое присутствие Сятя.
Одновременно начинают тявкать автоматы Лонга и аборигенов. Басовито гудит пулемет. Наши противники орут – кто от боли, потому что Лонг промахов почти не дает, кто просто подбадривая себя и соратников. Короче, начинается форменная свистопляска, и только я в ней не участвую. Я пытаюсь и никак не могу определить, откуда именно доносится Сятин голос:
– Боленно! Я дуд! Пассите!
– Лонг, откуда он кричит? – спрашиваю.
– Кто именно? – Криков в зале и впрямь хватает.
– Сятя. Голос такой тоненький, картавый. «Пассите, боленно», – копирую я троглодита.
Лонг удивленно смотрит на меня:
– Ничего такого не слышу.
Приподнимаю голову из-за дивана, пытаясь оглядеть зал, краем глаза замечаю какой-то сноп искр в районе высокой сцены-платформы, снимаю очередью одного из бандитов и ныряю обратно.
– Если ты сможешь отвлечь пулеметчика на себя, я попробую обойти его сбоку, – говорит Лонг.
И я отвлекаю – стреляю и время от времени высовываю из-за дивана надетую на ножку от стола куртку. Вскоре пулемет замолкает, а потом снова начинает работать, только теперь уже целится не в меня, а в стороны, и я понимаю, что главная огневая точка противника в наших руках. Наконец, наступает тишина, прерываемая лишь стонами и чьим-то истеричным воплем:
– Не стреляйте! Я сдаюсь! Не стреляйте!
Встаю и настороженно оглядываю поле боя. Возможно, часть бандитов и уцелела, попрятавшись по щелям, но убитых и раненых тоже хватает. Прямо передо мной лежит на полу совсем еще молоденький парнишка, зажимает руками простреленную ногу, смотрит на меня безумными глазами и плачет:
– Не убивайте! Пожалуйста! Не убивайте!
– Нужен ты мне. – Бросаю ему свою походную аптечку. А Лонг командует: – Все живые быстро на середину! Кто не выйдет, пристрелю.
Начинается шевеление, а я иду к сцене, с удивлением рассматривая какой-то непонятный фейерверк. Поднимаюсь по высокой лестнице на платформу и только теперь понимаю, что это такое. Толстый блестящий кабель анакондой вьется по сцене, а на его конец нанизан Сятя. Мой троглодит корчится под электрическими разрядами, испуская вопли боли и страха. Внешне же все выглядит очень красиво – темный сгусток тумана, по которому пробегают яркие разноцветные вспышки, то и дело перерастающие в красочный фейерверк. Стреляю по кабелю, отсекая его от источника питания. Летят искры, слышится треск, но Сятя свободен. Он жалобно стонет и со всех ног несется ко мне, окутывает теплым мягким плащом и шепчет:
– Было боленно… и кусшадь недь…
– Есть кушать, – успокаиваю его. – Теперь у тебя будет очень много еды.
Мы с Сятей спускаемся в зал. Лонг тем временем уже успел уложить всех уцелевших бандитов лицом вниз.
– Ну что, уходим? – спрашиваю.
Лонг с интересом смотрит на темное облако.
– Это и есть твой Сятя?
Киваю и повторяю:
– Уходим?
– Погоди, вначале надо закончить с ними, раз уж начали. – Лонг ногой легонько пинает ближайшего пленника. – Кто тут у вас главный?
– Кеха.
– И где он?
– Вот! – Дрожащая рука указывает на парня с простреленным плечом.
– Ага. – Лонг подходит к нему. – Ну, давай, Кеха, рассказывай.
– О чем? – приподнимает голову тот.
– О торговле наркотиками. Или оружием. В общем, чем вы тут занимаетесь.
– Да пошел ты, – кривится Кеха. – Ты кто такой? Коп? Тогда ты должен зачитать мне права… а-а-а!
Он срывается на крик, потому что нога Лонга тяжело надавливает на его раненое плечо.
– С-сука! – хрипит парень. – Ладно, я скажу!.. Нет никаких наркотиков…
– А что есть?
– Органы.
– Чего? – не понимает Лонг. – Какие органы?
– Ну, всякие… почки там, сердце, кровь, стволовые клетки. Я, короче, не очень разбираюсь…
– А кто разбирается?
– Скальпель. Мы это… короче, собираем бомжей всяких, здесь их полно… и сдаем Скальпелю…
– Кто этот Скальпель?
– Он это… короче… хирург…
– Тетеныжи… – внезапно шепчет Сятя. – В колотильнике.
Я не сразу понимаю его, а потом до меня доходит. Детеныши, в холодильнике. Дети!