Гонки на выживание
Шрифт:
Схватки начались утром одиннадцатого января 1966 года. Андреас ушел на какую-то деловую встречу, поэтому Александра сама взяла чемоданчик со всем необходимым, стоявший наготове уже неделю, и поехала на такси в больницу. Роды продолжались уже семь часов, когда в родильное отделение с побелевшим лицом примчался Андреас.
– Почему ты мне не позвонила?
Она покачала головой, не в силах говорить после только что отпустившей схватки.
– Как ты могла так поступить?
– Я думала… – Александра удивленно замолчала, увидев, как Андреас берет из рук медсестры
– Ты моя жена, – тихо сказал он. – Я люблю тебя. Тебе больно, значит, я должен быть рядом.
Александра с радостью схватила его за руку.
– А ребенок?
– Ребенок тут совершенно ни при чем. – Он подтянул стул поближе к больничной койке и сел рядом. Его глаза были полны сочувствия. – Не огорчайся, Али, – сказал он ласково. – Я ничего не могу с этим поделать.
Девочка родилась в два часа ночи и оглушительно заорала, едва появившись на свет. Когда медсестра принесла ее Александре, всю запеленатую в белое, Андреас отвернулся.
Александра продолжала молиться, хотя и понимала, что уже слишком поздно: «Господи, пусть она будет похожа на него». У малютки были темные волосики, ее глазки были плотно закрыты.
– Мистер Алессандро? – Медсестра слегка подтолкнула Андреаса. – Не хотите взглянуть на свою прелестную дочурку?
Андреас медленно обернулся, его лицо было пепельно-серым. Александре стало жаль мужа.
– Подойди и поздоровайся, – мягко предложила она.
Сестра пододвинула стул, и Андреас тяжело опустился на него. Его вдруг охватило любопытство: он протянул руку и коснулся крошечного, туго сжатого кулачка младенца. Девочка открыла глаза.
– Нет, ты только посмотри! – воскликнул он. – У нее глаза – в точности как у тебя! Такие же серо-зеленые.
– Что за вздор! – фыркнула медсестра, выходя из палаты. – У всех младенцев глаза голубые! В крайнем случае карие!
– Взгляните и убедитесь сами, – предложил Андреас.
Сестра вернулась и внимательно заглянула в лицо девочке.
– Бог мой, да вы правы! – признала она. – Редчайший случай.
Александра не сводила глаз с красного, сморщенного личика дочери.
– Дай маме тоже посмотреть, солнышко мое, – прошептала она.
Все было верно. Она как будто смотрела на свое отражение в зеркале. «Спасибо тебе, господи!»
Девочка вдруг замахала крошечными ручками и уцепилась за палец Андреаса.
– Господи, – ахнул Андреас, – она меня держит! – Его глаза наполнились слезами. – Она меня узнала! – изумленно проговорил он.
– Сестра! – позвала Александра, пытаясь справиться с охватившим ее волнением. – Вы не могли бы подержать ее минутку? Я хочу обнять своего мужа.
Андреас крепко обнял ее.
– Мне было так страшно, – сказал он, глотая слезы. – Я думал, она будет чужая… Я боялся, что у нее не будет ничего общего со мной… что я возненавижу ее…
– Все позади, дорогой. У нас есть наша дочь.
Сестра вернулась с ребенком.
– Еще несколько минут, и мы уложим ее спать в детской, чтобы ее мама тоже могла отдохнуть.
Опять маленький теплый сверток очутился у нее в руках. Александра вдохнула ни с чем не сравнимый детский запах, чтобы запомнить
– Я тут подумала… – начала она, – насчет имени. Как тебе Роберта?
Андреас посмотрел на нее с благодарностью.
– Папа будет счастлив. Но, может, ты хочешь назвать ее в честь своей матери?
Александра улыбнулась.
– После тебя у меня нет более близкого человека на свете, чем Роберто.
– Роберта – красивое имя.
– А уменьшительное – Бобби. Надеюсь, ей подойдет.
Ее внезапно охватила слабость, и она откинулась на подушки. Бдительная медсестра тут же подхватила ребенка и помогла Александре устроиться поудобнее. Андреас встал.
– Тебе надо поспать.
Она благодарно кивнула.
– И тебе тоже, папочка. Увидимся позже.
Это было адресовано и мужу и дочери.
Когда дверь за ними закрылась, ее осенила внезапная мысль: «Теперь я никогда не узнаю, кто на самом деле отец моего ребенка».
38
Весной 1966 года Даниэль не был счастлив.
Когда дела не требовали его присутствия в «Харпер и Стоун«, он возвращался домой и садился писать очередную книгу или статью. Периодически ему приходилось ездить в телестудию для съемок очередной серии «Гурманов». Стоило ему устроить перерыв в общении с режиссерами, операторами и гостями, приглашенными на шоу, как его звали отобедать в каком-нибудь из самых престижных ресторанов города. Его открыто обхаживали лучшие рестораторы, а когда удавалось от них отбиться, его столь же открыто начинали преследовать их жены.
Когда Даниэль не работал, он чувствовал себя бесконечно одиноким. С Фанни он виделся довольно редко – только когда она бывала в городе, с Роли встречался всякий раз, когда бывал в конторе, но, хотя он был искренне привязан к Роли, Даниэль всегда утверждал, что «можно вынести лишь определенную дозу Роли за один сеанс». Сара и Леон, занятые делами в своем ресторане, могли лишь изредка уделить ему пару часов. Даниэль, конечно, продолжал встречаться с Андреасом, но Андреас в последнее время был целиком поглощен умиленным созерцанием своей маленькой дочурки. С Али Даниэль виделся после встречи в Сент-Поле только раз, на крестинах Роберты, да и то издали.
Только Кот готов был уделять ему все свое время.
Даниэль чувствовал себя несчастным.
В начале мая он съездил в Калифорнию взглянуть на конторское помещение для вновь образованной компании «Харпер и Стоун» по обслуживанию банкетов. Он прилетел в Лос-Анджелес в пятницу, и в тот же вечер в одном из особняков Беверли-Хиллз был дан прием в его честь – одно из тех мероприятий, которые Даниэль научился тихо ненавидеть. Женщины были ослепительны, но слишком уж самовлюбленно демонстрировали свои эксклюзивные наряды от Сен-Лорана и великолепный загар. Мужчины были либо телепродюсерами, либо кинодеятелями; в большинстве своем они носили белые свитера, туфли от Гуччи и курили толстые сигары. Все либо орали во все горло, стараясь перекричать друг друга, либо шептали на ухо. Все поминутно хохотали. Утонченности не было ни в чем, кроме еды. Очевидно, решил Даниэль, хороший вкус умер и отправился в рай.