Гонконг (др. изд.)
Шрифт:
Нет, у них всегда все по-своему!
Когда Сайлес уехал на «Вилламетте», в Кантоне сгорел его склад с опиумом и товарами.
С быстротой молнии среди китайских банкиров, компрадоров и хозяев фирм распространились сведения, что после разговора Сайлеса с генерал-губернатором в глазах князя недостойной выглядит позиция деловых кругов Кантона. Получилось, по словам Сайлеса, что компрадоры как бы подчиняют свои убеждения коммерческим интересам и сетуют на существующий порядок и что губернатор, как живущий на их средства, обязан с этим считаться.
Деловые китайцы решили дать бой ради своих правил и понятий.
Немедленно были поданы к учету и оплате все векселя Сайлеса. Все доставленные им товары и в прошлом и теперь объявлены фирмами негодными, забракованными, испорченными. Все новые заказы аннулированы. Все рабочие и служащие ушли от Сайлеса. Остался один пьяный голландец.
Бойкот перекинулся в Гонконг, и в несколько дней, по словам Берроуза, все было закончено...
Боуринг просил Сайлеса выспросить у русских друзей о Приморье! «Имею я право это сделать или нет? – размышлял Сайлес, лежа ночью на своей широкой семейной кровати в одиночестве. – В том положении, в котором я теперь? Кто они мне?
Но они, кажется, сами знают немного. Впрочем, могут хитрить. Хотя некоторые сведения для адмирала Сеймура важны. Пока, кажется, я не принес вреда людям, которым покровительствовал!»
Сайлес узнал как бы случайно, но больше чем все «интеллидженс», вместе взятые. «Я узнал не из выгоды, а по привычке узнавать все и, конечно, совершенно не желая делать это лично для сэра Джона. Но пока я еще не решился на большее.
Но вот катастрофа со мной! Бог меня наказывает за то, что я полез не в свое дело! Я так для них старался, я им предлагал все, что мог, лез ради них из кожи. И что же? Мне не за что быть им уж так раболепски преданным. И к тому же, я не был бы самим собой, если б, имея этот последний шанс на спасение, не воспользовался им! Но шанс ли это? В то же время было бы неестественно, если бы я оказался таким голубеньким херувимчиком, когда дело идет мне в руки. Я не был бы собой, господа, я не был бы цельным характером! Так что я имею право, кажется. Но... все же... Я еще подумаю! Может, быть честным выгодней?
Я американец, ставший консулом Новой Гренады, захотел быть английским дипломатом и разрешить вековой конфликт между Великобританией и Китаем! Хитрый поп устроил мне ловушку!
Эти лицемеры и святоши умеют защитить свои преимущества! В самом главном они всегда подведут! Ну, погодите!
Просил как о любезности узнать
Но я еще подумаю!
Говорят, надо с человеком съесть пуд соли, прежде чем его узнаешь. Я, Сайлес Берроуз, наказан за то, что действовал слишком самоуверенно!»
Глава 34
ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН
Первый удар, который был нанесен французской монархии, исходил от дворянства, а не от крестьян. Восстание в Индии начали не измученные, униженные и обобранные до нитки англичанами райяты, а одетые, сытые, выхоленные, откормленные и избалованные англичанами сипаи.
– Останься здесь со мной, – говорила Розалинда, – не уезжай! Ты такой молочный мастер. У меня есть деньги. Купим пять коров и откроем свою ферму. Ты так любишь землю! Ты же садовник, Янка, теперь ухаживаешь за банановыми и апельсиновыми деревьями, как у себя на родине за капустой и яблоками. Разве тебе здесь не нравится? Ведь у нас нет заморозков!
– Да, это хорошо, – отвечал Янка. – Остаться не могу.
Он постигал уход и за банановыми кустами, и за персиками, и абрикосами.
– Почему не можешь?
– Служба.
– У всех служба, во всех флотах. Но если выгодно, рвут контракт, откупаются или просто...
– Дезертируют? Нет, я на это не пойду!
– Но почему?
Янка не мог объяснить. Об этом надо спрашивать не его.
– Вот окончу службу. Тогда.
– Тогда как ты хочешь? Как ты решил окончательно? Я поеду к тебе или ты ко мне? У тебя так красиво и хорошо, растет лук и сосны! Много селедки? И трески? Там тоже можно жить.
«Тебе к нам ехать? – думал Янка. После остережений и грубых упреков Мартыньша он стал колебаться. – В самом деле, дома бедность, ей может не понравиться. Ведь у нее дома вроде хутор свой был и ферма у матери».
– К нам, наверно, можно, – молвил матрос неуверенно. – У нас, если жениться, то новый царь, говорят, не сделает помех.
– Пойми, ведь у нас один бог!
Берзинь сделал серьезное лицо.
– Бог у всех один, – поучительно заметил он.
– А на сколько у тебя контракт с капитаном?
– У меня?
– Да.
– На двадцать пять лет.
– Янка! Ты в уме? Двадцать пять! Так ты богатый, где ты хранишь аванс за двадцать пять лет? Ведь мне сказали, что в награду вам год плавания засчитывается за пять лет.
– Аванс храню вот здесь, за щекой! – сказал Берзинь и достал изо рта шестипенсовик. – Вот мой аванс.
– А сколько же ты служил?
– Восемь лет.
– Почему нельзя разорвать контракт?
– Идет война. До конца войны нельзя уйти. А после войны, как ты сказала, срок службы у нас отрубят.
– А с кем у вас война?
– С кем? – Янка остолбенел. Уж такого вопроса он никак не ждал. Неужели она все перепутала и не знает, с кем у них война? – И я не знаю... А у вас ни с кем нет войны?
– У нас всегда война. Как же нет! Есть. Много!
– С китайцами?
– О-о! Мой милый! Да, да, с китайцами!
Они обручились, обменялись кольцами из яркого китайского золота перед долгой разлукой, и она сказала перед уходом Яна на корабль: