Гонщица
Шрифт:
– Послушай, давай без обид. Не знаю, что ты там себе напридумывал, но оно тебе не нужно.
– Эля…
– Я знаю, о чем говорю. Не ст'oит. Правда. Лучше просто выбрось все из головы. Поехали?
– Поехали. – Он больше не смотрел на нее.
… Когда джип подъехал к вилле Ильиных, солнце было уже на исходе. Стелла вышла из машины, взяла с заднего сиденья свои вещи, обернулась. Сзади к ней подошел проводник, встал напротив. Резким движением он подался к девушке и поцеловал ее. Стелла не сопротивлялась. Отстранившись, она спросила:
– Ты хочешь зайти?
– Да.
– Но я завтра уезжаю.
– Как? Почему? – На
Несколько мгновений Стелла стояла молча и смотрела на него.
– Так что? Все еще хочешь зайти?
После недолгих размышлений мужчина ответил:
– Да.
– Хорошо.
Они прошли внутрь.
… Стемнело быстро, ночь была недолгой, утро наступило стремительно. На крыльце виллы снова появились двое. Проводник был одет в свою вчерашнюю одежду, а на Стелле было короткое белое полупрозрачное платье. Ее распущенные волосы тревожил легкий ветер, казалось, что и он желал эту девушку.
– Есть сигарета? – спросила она.
– Ты куришь?
– Иногда.
– А я не курю.
– Это правильно, наверное. Ведешь здоровый образ жизни, так ведь?
Он грустно посмотрел на Стеллу:
– Вел…
– Вел и будешь продолжать вести. – Девушка смотрела в упор.
– Я хочу увидеть тебя в твой следующий приезд.
Она отрицательно покачала головой.
– Нет. Лучше забудь. – Стелла замолчала. – Мотылек, мотылек, я не твой огонек!
– А что если как раз мой?
– Точно говорю, нет. – Ее холодная улыбка прошлась мурашками сверху вниз по телу мужчины. – Ничей. И если разобраться, то и не «огонек» вовсе.
Проводник грустно смотрел на Стеллу. Лицо девушки стало серьезным:
– Что ж… Давай прощаться! – Она поцеловала его. – Не вспоминай меня.
Стелла развернулась и прошла в дом. А он так и стоял, растерянно глядя на закрытую дверь.
Глава вторая
А счастье было…
*Июнь 2014. Майорка
Она щурилась. Яркое испанское лето ощущалось особенно любимым именно здесь, на Майорке. Папа купил самый лучший дом. Стелла всегда мечтала именно о таком. Она никогда не представляла себе его в деталях, не видела на картинках журналов, не гостила в таких домах у друзей. Но, увидев его впервые, она сразу поняла: это самый красивый дом и в нем всегда будет жить счастье. Таким он и должен быть. Как ни странно, ей даже не захотелось здесь ничего изменить. Разве что дополнить несколькими картинами из галереи Ппе, которые явились бы прекрасным завершающим акцентом. Ппе, паршивец… Как она скучала по этому бесшабашному ишпанчику! Интеллигентная шпана, ее любимое сочетание… Умение быть остроумным в любой жизненной ситуации и способность быть своим в доску среди любого набора людей. Будь то чопорное собрание в деканате Барселонского универа, будь то злачная тусовка англо-франко-испаноговорящих малолеток мозга, упитых до чертиков на тусовке в самом убогом баре Льорета-де-Мар [2] .
2
Льорет-де Мар – испанский недорогой курорт, который из-за демократичности цен и большого количества баров и дискотек является преимущественно местом отдыха молодежи
Две тысячи четырнадцатый год, принесший Стелле совершеннолетие, приближался к своему экватору, на дворе стоял жаркий испанский июнь. Девушка совсем расцвела – она была прекрасна в этой своей жизнерадостной молодости.
Она
Семья собиралась обедать. За столом царила атмосфера достатка и любви. Герман Ильин бросил взгляды на детей, на жену. Он как никогда ощущал удовлетворение от жизни и ему очень нравилась картина, представшая перед его глазами. А ведь было на что посмотреть!
Григорию, старшему, на вид было около двадцати, это был симпатичный высокий молодой человек. Грэг высоко котировался в глазах отца, но не за одну только внешность. Он был умен и подавал большие надежды. Герман Ильин, русский алюминиевый король, надеялся, что именно Грэг сможет стать его достойным преемником.
Александру, младшему, на вид было лет шестнадцать-семнадцать. Его русые волосы слегка вились на висках, он единственный из детей был похож на отца. Каждый раз, когда Герман смотрел на сына, он испытывал за это еле уловимую гордость. Ощущение было необъяснимое, сродни осознанию того, что после него на земле останется он сам, только более молодой и красивый. И с гораздо лучшими исходными данными, чем были когда-то у него, Германа Ильина, мальчишки-провинциала из неблагополучной семьи. От этого чувства по телу мужчины разливалось тепло.
Мать Стеллы выглядела значительно моложе Германа, но при более внимательном взгляде становилось видно, что они с мужем были почти ровесниками, просто Катерина отлично выглядела. Это была красивая женщина с благородными чертами лица. Господи, как же он до сих пор любил ее! Будто и не прошло двадцати с гаком лет со дня их встречи…
Катерина заметила настрой мужа и слегка ему улыбнулась. В ее взгляде читались любовь и уважение. Герман, наконец-то, выглядел отдохнувшим. В последнее время ему совсем перестало хватать часов в сутках, и Катерина беспокоилась за мужа. Его увлечение стало забирать все свободное время, и этот неожиданный скоротечный отпуск в кругу семьи был для всех настоящим подарком. Она смотрела на мужа, как будто заново изучая его. На вид мужчина сорока пяти лет, это был поджарый человек с волевым лицом и пронзительным взглядом. Герман имел очень хорошее сложение и находился в прекрасной спортивной форме. Катерина подумала о скоротечности времени: вот уже и полжизни прошло… А сколько еще у них впереди! От этой мысли ей стало хорошо.
В кухне появилась Стелла. Герман тут же забыл обо всех и вся. Зазноба дней его суровых озарила помещение своим присутствием.
– О, дщерь! Быстрей садись, нет уже мочи терпеть этот запах!
В кухне действительно стоял невообразимых дух свежеиспеченного теста. У Стеллы потекли слюнки. Девушка села за стол на свое место, перед ней уже стояла уха в маленьком бутафорском чугунном котелке.
Катерина вышла из кухни и вскоре вернулась, неся на подносе дымящиеся березовые щепки. Она окунула по одной из них в тарелки всех присутствующих. При этом каждый раз раздавался шипящий звук закипающей на углях жидкости.
– Щас умру. Прям тут. Катя, теперь ты понимаешь, почему я столько лет блюду себя только для тебя? – Герман поцеловал жену в предплечье руки, которой она только что вынула погашенную щепку из котелка с его супом.
– Ешь давай, пустобрех, – смеясь сказала она.
– Нормально все! Я тут о любви и верности распинаюсь, а меня пустобрехом называют! – Он приступил к еде. – Ф ума фойти! – Герман закатил глаза от удовольствия.
Братья уже давно уплетали суп за обе щеки.
Семья ела молча. Времени на разговоры не было, слишком было вкусно. Наконец, закончив, Герман обратился к дочери: