Гора Орлиная
Шрифт:
— Плетневу нельзя, — с грустной улыбкой проговорил Николай, — а тебе можно было! Аркашка-то тебя не побил?
— Мне Аркашки вот как жалко, Николай Павлович. Вы мне душу не травите… Я для него ничего не пожалею. Премию отдам, пусть берет! Орден, если заработаю, вместе носить будем, по переменке. Все, что хочет, — бери! А Женю — нет. Да и не любила она его. Хочу я ему давно это сказать, да боюсь — обижу.
— Насмешил ты меня, Федор! Ладно, постараюсь помочь…
— Давно бы так, Николай Павлович!
И Федя дробно побежал по ступенькам.
Вскоре и Николай вышел в цех.
Еще издали он увидел, как Алексей Петрович оживленно разговаривал с каким-то незнакомым чумазым парнем. Подошел ближе. Где-то видел он эти рыжие вихры?.. Алексей Петрович оглянулся на его шаги.
— Узнаешь?
Чумазый поглядел исподлобья, перестал хмуриться.
— Это же Сенька, помнишь? — сказал Алексей Петрович. — Сапоги у меня чуть не спер в поезде… со стройки удрал… А теперь сам заявился. Не знаю, врет ли, нет ли, но будто решил на правильный путь становиться.
— У меня такое дело, — перебил Семен, — либо совсем голову свернут, либо что… Я почему сюда… народ здесь невредный.
— Справедливо. Только помни, — подхватил Алексей Петрович и подмигнул Николаю, — сапоги у меня старые, нечем соблазниться…
— Вижу, — буркнул Сенька.
— Ну, ежели так, значит, знаешь, что тебя ожидает, — засмеялся старый мастер и повертел концом порыжелого сапога. — Тогда проси Кольчика… Николая, то есть, Павловича. Пусть на работу берет. А я за тебя свой голос подам. Моему голосу, думаю, поверят, не одного сюда привел… Как, товарищ начальник смены?
— Подумаем…
Семена Пушкарева приняли в подсобные рабочие. Вместе с пареньком в красной рубашке он подвозил заготовки, чаще всего к Бабкину.
— Удрал тогда, черт рыжий, — подтрунивал Бабкин, — не захотел робить, а теперь, когда добрые люди удирать собираются, заявился незваный. Расценки скоро снизят, много не наработаешь.
— Меня это не касается…
— А какого же ты черта к станку присматриваешься? Не весь же век собираешься болванки катать?
— Тебе какое дело?
Семену действительно хотелось за станок, но Бабкин не собирался учить, все время издевался над его неповоротливостью. От этого Семен становился еще более неловок и угрюм.
Алексей Петрович однажды сказал Бабкину:
— Неудобный ты парень! И новому делу препятствуешь, и ребят молодых не тянешь, и сам не растешь.
— Насчет моего роста вы бросьте, — обиженно ответил Бабкин. — А что касается Сеньки, сами попробуйте — будет ли толк?
— Будет. Смотря под чью руку попадет.
Алексей Петрович в свободную минуту рассказывал Семену об устройстве
— Сразу не выйдет, — предупредил мастер. — Перешел бы ты к ней подвозчиком деталей. Она бы тебя научила.
— Не пойду.
— Ишь жених какой! Самолюбие заедает: девчонка? А что ж такого? Таких девчонок поискать.
После смены у проходной Семен — низкорослый, с короткой шеей и крепко посаженной головой, с неловкими движениями — подошел к Нине, словно видел ее впервые, протянул короткую, но твердую руку, за ней другую, и тонкая девичья рука оказалась в его горячих шершавых ладонях. Семен, державший себя свободно при Алексее Петровиче, вдруг стал молчаливее после его ухода.
Они пошли вдоль подтянувшихся стройных елочек, подступавших к самому трамвайному кольцу. Семен ругал в душе самого себя, а больше всего — Алексея Петровича. Он попросился в токари, чтобы уйти от хвастуна и зубоскала Бабкина, а получилось еще хуже.
Нина тоже чувствовала себя смущенно.
— Вы не торопитесь? — спросила она.
— Некуда.
— Тогда посидим…
Нина сошла с дорожки и первая присела на скамейку под кустом акации. Семен сел рядом.
— Решили учиться на токаря? — спросила она.
— Надоело тележку этому Бабкину подкатывать!
— Донимает он вас…
— Ну, положим!
Семен говорил с Ниной как с каким-нибудь случайным приятелем, которому никогда не доверит тайны. Она замолчала и поднялась со скамейки.
Утром Бабкин спросил у Семена:
— К Трубиной решила поступить?
— А ты откуда знаешь?
— Я все знаю! И то, что за реку водил ее, тоже знаю.
— Слушай, ты!.. — оборвал его Семен, показывая на болванку. — Скажи только слово… Кто я такой — ты знаешь…
— Не пугай, — ответил Бабкин, но смеяться перестал.
Через несколько дней Семен и Нина, возвращаясь вместе с работы, незаметно очутились возле кинотеатра, купили билеты, а после сеанса немного прошлись. Семен говорил мало, все больше слушал, Нина рассказывала ему о станке.
Ближайшим воскресным днем выбрались они за город.
Семен шагал, вобрав голову в плечи, сутулился. Коричневый пиджак — подарок Алексея Петровича — сидел на нем мешковато. Зато клетчатая рубашка-ковбойка, синие брюки, желтые потрепанные туфли были в самую пору. Неумение разговаривать с девушками стесняло Семена… Нина держала себя более свободно, но для того, чтобы занять руки, держала веточку и, вертя ее, сбивала пыль с листьев. На Нине было коричневое платье с беленьким кружевным воротничком.