Гора раздора
Шрифт:
– Где этот ученый сморчок? – раздраженно спрашивал Роско своего управляющего, обмахивая шляпой раскрасневшееся от жары лицо и оглядывая сошедших с поезда людей.
Кто из них? Старик с портфелем? Вряд ли. Скорее, стряпчий, ездивший куда-то недалеко по делам. Пузан в котелке? Нет, больше похож на торгаша из тех, что скупают у местных шерсть. Остальные по виду – фермеры. Кто же тогда?
– Подними табличку с именем повыше, – велел Роско сопровождавшему его охраннику. – Повыше! И поверти во все стороны!
Идущие мимо люди усмехались, глядя на невысокого полноватого владельца Южной дороги, нетерпеливо дергавшегося,
– Видите его? – спрашивал спутников Роско, которому любопытная дамочка закрыла обзор на перрон. – Не вздумайте упустить этого драного профессора! Мы должны его как дорогого гостя встретить и за ручку по горам водить. Ясно? И не только по горам. В бордель, в пивную – куда пожелает. Девочки, алкоголь, карты, кости. Его слабости – наша сила… Шли бы вы отсюда! – не выдержав, отмахнулся он от дамы с девчонкой. – До чего бесцеремонная эта деревенщина!
– Возможно, я ошиблась, – медленно проговорила женщина, – но мне показалось, что вы встречаете меня.
– Показалось! Если только вы не профессор П. Данкан.
Женщина улыбнулась. Холодно, одними губами.
– Профессор, – ответила спокойно. – Но можно просто – миссис Данкан. Будем знакомы, мистер Роско.
– Но…
– Я видела ваше фото в газете. Не стоило утруждать себя, организовывая встречу, я неплохо знаю этот город.
– Однако…
– И не интересуюсь ни девочками, ни алкоголем, ни азартными играми, – закончила она, не дав Роско вставить и слова. Отвернулась и потянула девчонку в сторону дороги, где у обочины стояла легкая двуколка, рядом с которой переминался с ноги на ногу высокий худой старик с всклокоченной седой шевелюрой.
Тот взял у профессорши саквояж и поставил в повозку.
– Ну, здравствуй, Пэт, – расслышал Роско его тяжелый вздох.
– Здравствуй… отец. Бекка, – миссис Данкан подтолкнула вперед девчонку, – поздоровайся с дедушкой.
Через минуту все семейство погрузилось в двуколку, та покатила к городу, а Роско, обескураженный неожиданным поворотом, молча смотрел ей вслед. Надо же было так опростоволоситься… Да и люди, сообщившие о приезде эксперта, тоже хороши! Могли хотя бы полное имя указать – так нет, видно, сэкономили на телеграмме, будто им недостаточно платят за информацию!
Наконец Роско отмер и сердито топнул ногой.
– Вы это видели?! Нет, вы видели?! Что эта библиотечная крыса о себе возомнила?! А этот старикан? Откуда он вылез?
– Это местный док, – неожиданно подал голос охранник. – Доктор Эммет. Неплохой целитель, только берет дорого. Но вроде говорили, что у него нет детей…
– Да? – прищурился Роско. – Вот ты и разузнай, откуда у мистера Эммета взялась великовозрастная дочурка-профессорша. Все мне об этой семейке разузнай! Понял? Расскажешь после. А еще расскажешь, за каким демоном мои люди обращаются к местному докторишке. За что я плачу своим лекарям?
– Так док Эммет того… маг же, – промычал охранник.
Роско со злостью плюнул ему под ноги.
Маг! И дочка небось тоже из одаренных.
Одни проблемы от них!
Но Карл Роско не стал бы к шестидесяти годам одним из богатейших людей юга, если бы не умел решать любые проблемы.
За годы, что Патрисия провела вдали от родного городка, тот почти не изменился. Те же кривые улочки, обветшалые дома и выцветшие вывески. Те же редкие прохожие, провожающие их двуколку нарочито равнодушными взглядами. И двуколка та же – доктор Эммет объезжал на ней близлежащие фермы. А если повозку подбрасывало на ухабах, Пэт казалось, что и эти ухабы она помнит: они были на этой дороге в день, когда по ней проехали первые поселенцы, и останутся тут до скончания веков.
– Спасибо, что встретил, – поблагодарила она отца.
– Спасибо, что сообщила о приезде, – отозвался он отстраненно.
– Я подумала, так будет лучше. Для нас обоих.
– Согласен.
Фонси – маленький городок, слухи и сплетни тут разносятся быстро. О том, как Пэтси Эммет сбежала из отчего дома, тут, возможно, и позабыли за девятнадцать лет, но не настолько, чтобы не узнать ее при встрече и не разжечь новый пожар пересудов. А если она остановится у отца, все подумают, что они давным-давно разобрались в своих дрязгах, и если станут шептаться за спинами, то негромко и недолго.
Да и где еще ей поселиться? Не у матушки Фло же? Ночевать в местном клоповнике Патрисия не согласилась бы, даже если бы ей за это приплачивали, а о том, чтобы воспользоваться гостеприимством Роско, и речи не было.
Бекка, сидевшая между взрослыми, делала вид, что ничего не слышит, не видит и не понимает, а сама между тем ласково поглаживала руку матери. Но Пэт, как ни странно, совсем не чувствовала страха или волнения, и первый за столько лет разговор с отцом не вызвал ожидаемого трепета. А сколько было переживаний! Сколько слез! Сколько писем она написала в надежде, что он сумеет понять ее и простить. Поначалу писала каждую неделю. Рассказывала обо всем. Ждала ответа, не получала, но писала снова. Лишь после рождения Ребекки пришла телеграмма в одно слово: «Поздравляю». И потом, пять лет назад, еще одна: «Соболезную». Видимо, отец узнал о случившемся из газет, ведь к тому времени Патрисия давно уже не отправляла посланий в Фонси.
И вот теперь…
– С приездом, Пэтси! – прокричал старый Дикон, сосед отца, и она кивнула в ответ.
Словно ее не было всего неделю.
Впрочем, самой ей казалось так же. Родительский дом один в один повторял картинку из ее воспоминаний. За запыленными стеклами – те же голубые шторы. То же крыльцо, вторая ступенька, должно быть, скрипит все так же. А старый Дикон неизменно стар, в бороде его та же стружка, а у двери мастерской все тот же товар – столы, табуретки и гробы.
Бекка заинтересовалась последними, подошла.
– Она похожа на бабушку, на твою мать, – негромко проговорил отец.
Пэт пожала плечами. Возможно. Маму она помнила плохо и уже другой: располневшей, болезненно-бледной, с темными кругами у глаз. Мало общего с худенькой белокурой девочкой, чей носик и щеки щедро усыпали веснушки. Но на саму Патрисию, темноволосую и темноглазую, дочь походила еще меньше.
– Она совсем не говорит? – шепотом спросил отец, наблюдая за ощупывавшей крышку новенького гроба девочкой.
– Говорит. Но не с каждым. Бекка! Идем в дом.