Гора сокровищ
Шрифт:
Я попытался вновь забраться на склон, но, так как я несколько раз съезжал по нему вниз, он стал скользким. Тогда я пошел туда, где ветви деревьев сплелись друг с другом, и, держась за них, поднялся к пещере. Развел костер, чтобы отогреть лошадей. Мне нужно было думать и о них, сеньор. Это были хорошие лошади — моя и того человека, и не их вина, что они оказались в этом месте. Ну, я развел костер и спустился вниз. Костер почти потух. Но я подбросил дровишек, и он разгорелся.
Я осмотрел человека. Ощупал его руки и ноги. Подвигал ими. Переломов не было, значит, он просто ударился головой. Лицо его было мне знакомо.
— И кто же это был? Кто?
— Это был Петигрю. Он не умер. Не зря я тратил на него время. Он выжил, сеньор. К утру он немного пришел в себя. Его лицо порозовело, дыхание стало ровнее.
— Значит, вы его спасли?
— А? Его спас милосердный Господь, сеньор. А я только сидел с ним рядом и поддерживал огонь. И поддерживал огонь для лошадей. Так и сновал всю ночь — вверх и вниз, вверх и вниз… Это была самая длинная и самая холодная ночь в моей жизни. Я очень боялся, что все мы умрем — этот человек, лошади и я. Мы были высоко в горах сеньор. Может, на десяти тысячах футов, не меньше. Вы же знаете, каково это — холод.
— А тот человек? Где он сейчас? — Я помолчал. — Что с ним сталось?
Старик положил свою дрожащую руку на мою.
— Он не уехал отсюда. Он живет здесь.
Глава 13
Мы покинули Сан-Луи ярким солнечным утром. Небо над величественной грядой гор Сан-Хуан было необыкновенно синим, по нему плыло несколько белых облачков. Снег на горных вершинах ослепительно сверкал; кругом стояла удивительная тишина, которую нарушали только цокот копыт да поскрипывание седел.
Вчетвером, в сопровождении Эстебана, мы отправились на запад, туда, где на маленьком ранчо на реке Рио-Гранде жил Петигрю.
Подъехав к ранчо, мы увидели большой глинобитный дом с опирающейся на столбы крышей. В доме было несколько просторных комнат, а неподалеку располагались длинный амбар и несколько корралей. В небольшом садике росли фруктовые деревья.
Когда мы въехали во двор, на крыльцо дома вышел, прихрамывая и опираясь на палку, хозяин ранчо, вооруженный шестизарядным револьвером.
Это был крупный мужчина с круглым приятным лицом, на котором играл румянец. От когда-то пышной шевелюры остался только пучок седых волос на макушке. Увидев Эстебана, он помахал ему рукой и радостно воскликнул:
— Buenos dias, amigo! [1] Рад тебя видеть.
Потом он бросил взгляд на нас, и я уловил в нем настороженность. Глаза хозяина ранчо задержались на лице Оррина, потом на моем.
В доме было прохладно.
— Располагайтесь, — сказал хозяин. — Меня зовут Нативити Петигрю, я родился в Коннектикуте, а вырос в штате Миссури. А вы кто такие?
1
Добрый день, друг! (исп.)
— Я Оррин Сэкетт, — ответил Оррин. — А это мой брат, Вильгельм Телль Сэкетт. — Потом он представил Тинкера и Иуду и сел.
— Мистер Петигрю, вы ездили в горы с моим отцом, не так ли?
Петигрю вытащил трубку и набил ее табаком. Повернувшись к двери, которая вела в комнату, он распорядился:
— Хуана, принеси нам, пожалуйста, кофе. — Он чуть смущенно взглянул на нас. — Не люблю, когда меня обслуживают, но нога отказывается служить, трудно поспевать повсюду. — Он утрамбовывал табак в трубке. — Так, значит, вы сыновья Сэкетта. Я пару раз слышал о вас и знал, что рано или поздно мы встретимся.
В эту минуту в комнату вошла красивая мексиканка с подносом, на котором стояли чашки и кофейник.
— Это Хуана, моя жена. Мы женаты почти девятнадцать лет.
Мы поспешно вскочили и поклонились Хуане. Она смущенно улыбнулась — мягкая, красивая и очень застенчивая женщина.
— Мы хотим выяснить, что случилось с отцом, — объяснил я. — Наша мама постарела, и ей хочется узнать, где и как он умер.
Несколько мгновений Петигрю молча курил.
— Это не так-то легко выяснить, как вы думаете. Я получил удар по голове, и память стала меня подводить. Я хорошо помню Бастона и Суона — один из них, наверное, и ударил меня.
Моего коня напугали — должно быть, ударили или обожгли чем-то, не знаю. Он всегда был очень пуглив, и когда его ударили, он отскочил в сторону и упал. Это было последнее, что я запомнил, а когда через несколько дней пришел в себя, то увидел, что лежу в сугробе, а у костра сидит вот тот старый мексиканец — это дедушка моей Хуаны, — который ухаживал за мной, как за ребенком.
Он очень хороший человек. Он спас мне жизнь, и я подумал, что нигде не найду людей лучше, чем в этих краях, и решил тут поселиться. Купил это ранчо у родственников Хуаны и зажил как человек.
— Значит, у вас были деньги?
Петигрю смущенно улыбнулся, опустил глаза на свою трубку и, прежде чем ответить, затянулся два раза. Потом сказал:
— Да, у меня было с собой немного денег. Они не знали об этом, а то непременно забрали бы.
— А когда вы последний раз видели отца?
Петигрю поерзал на своем кожаном стуле.
— Он довел нас до перевала Волчий ручей, но там начались неприятности. Ваш отец был очень спокойным человеком, занимался своими делами и не лез в чужие, но все замечал. Он прекрасно ладил с Пьером Бонтамом. Француз был хорошим человеком, довольно капризным, но сильным, готовым всегда выполнить свою долю работы и даже часть чужой. Все было хорошо, пока мы не поднялись в горы и не достигли Волчьего ручья.
У Бонтама была карта, — но вы ведь знаете, если карта составлена небрежно, от нее проку мало. Она не стоит даже спички, чтобы ее сжечь.
Тот, кто составил эту карту, сделал это второпях — он либо не знал, как наносить на карту горные хребты, либо собирался вернуться туда еще раз и доделать работу.
Мы нашли несколько ориентиров, указанных на карте. Но одно дерево, без которого не найдешь, где зарыто золото, упало и сгнило. Скала, указанная на карте, в действительности имела совсем другие очертания. Оказывается, она раскололась, и наш отец нашел обломок ее на дне каньона. Словом, как мы ни старались, золота мы так и не нашли.