Горбачевы. Чета президентов
Шрифт:
Они крепко обнялись и потом долго, долго не могли разъять рукопожатия.
– Это мои края, моя родина. Наконец ты ее посетил. Помнишь, как часто я тебе о ней рассказывал в первый год знакомства в Москве, – взволнованно проговорил Михаил. Потом усадил друга в автомобиль, и они помчались в его родительское село. На следующее утро выехали на юг края в горный поселок Архыз. И там, в новой уютной даче на берегу реки с водой изумрудного цвета провели они три дня в окружении покрытых хвойным лесом остроконечных хребтов. На второй день к ним присоединился недавний лидер комсомола Грузии, а теперь министр охраны общественного порядка Эдуард Шеварднадзе, с которым Михаил дружил, а Зденек только что познакомился в Тбилиси. Разговоры и раздумья были непростыми. Чехословакия первой в советской мировой системе вошла в системный кризис. От того, как он будет разрешен, очевидно, зависит
– Помнишь, мой отец предупреждал, что в нашем социализме мало человеческого. Прошедшие годы эту оценку подтвердили. Новотный и команда оказались не способными реформировать созданную Готвальдом советскую систему в «социализм с человеческим лицом». Поэтому я и мои товарищи хотим сменить Новотного на Александра Дубчека – гуманного и прогрессивного человека. Кстати, он тоже юрист и учился в СССР. По твоему мнению, какова будет реакция Брежнева и Политбюро?
– На замену, думаю, нормальная. А дальше? Как поведете дело. «Социализм с человеческим лицом». Красиво, но реально ли такое? Не знаю. Тут надо еще думать. Но кому-то начинать надо. О нашей встрече в ЦК КПСС я скажу, что ты приезжал как частное лицо. По старой дружбе. Так лучше и для меня, и для тебя. У нас тоже надо многое менять. Иногда думаю, что вообще любой социализм это выдумка. Многое в нем не работает. Но здесь в регионе ничего не сделаешь. Нужно пробиваться в Москву. Недавно я близко познакомился с Андроповым, новым главой КГБ. Он приезжал на отдых. Вот здесь, в этом месте мы провели неделю. Он высказал интересную мысль о том, что мы не знаем общества, которое построили. Думаю, что в будущем он может возглавить страну.
Услышав такое про Андропова, Зденек чуть не подпрыгнул. Только ради этого стоило ехать к Михаилу в такую даль. Молчавший до этого Эдуард добавил: «СССР очень разная страна и понять ее не просто. Мы не знаем мира, а он не знает нас. Для начала неплохо убрать железный занавес между системами. А потом поменять все с головы до ног». Позже он станет министром иностранных дел СССР и станет соавтором курса во внешней политике под названием «новое политическое мышление».
По пути домой Зденек заехал в Киев для встречи с теперь уже профессором местного университета Александром Зиновьевым. И здесь снова удача. Саша вручил ему для публикации на Западе свою рукопись о проблемах и отсутствии перспективы реального социализма. Тогда это пройдет незамеченным для советских властей. Но за напечатанную впоследствии за рубежом книгу «Зияющие высоты», в которой Александр предрекал крах советской системы, его из страны выдворили. И он же при конце жизни написал и издал выдающуюся работу «Русская трагедия», в которой предал анафеме самого себя и всех тех, кто разрушал СССР.
Через месяц в Праге на Пленуме ЦК Новотного сместили. Дубчек стал первым, а Зденек Млын – секретарем ЦК Компартии Чехословакии по идеологии. Зденек написал Манифест о социализме с человеческим лицом под названием «Пражская весна». Однако цветы пражской весны цвели недолго. Как только в Москве поняли, что Дубчек и Млын ведут дело к выходу Чехословакии из советской социалистической системы, с ними встретился Брежнев и заявил, что пересмотра послевоенного мира он не допустит: «Слишком большую цену в войну и после нее Советский Союз заплатил за то, чтобы мир стал более стабильным. И мы не позволим американцам хозяйничать в Европе, насаждать в мире свою диктатуру или новый мировой порядок, что одно и то же, которую только кретины и идеалисты по недоразумению называют демократией».
Но чешские реформаторы угрозу не восприняли всерьез и продолжили разрушительные действия. Тогда в Прагу и в другие важные города Чехии были введены войска пяти стран Варшавского Договора. Дубчека отправили послом в Турцию. Зденек эмигрировал в Вену и там описал неудавшийся эксперимент в книге «Мороз ударил из Кремля». Встречи с Михаилом стали редкими и только в третьих странах. Он и его британо-американские друзья о Михаиле Горбачеве не забывали. По их оценкам, в последующих сражениях против СССР и советской системы он идеально подходил на роль одного из могильщиков советского социализма. Однако и в самых смелых их планах они еще не видели в нем того, кто возглавит разгром собственной страны.
«Сон» Леонида Ильича
Специальный поезд мчал
В этот раз руководитель Краснодарского края Медунов приказал изготовить и привезти в Кавказскую, в качестве главного подарка, сноп кубанского риса из нового урожая. Не знал Медунов, что накануне начальник управления КГБ по Краснодарскому краю направил своему шефу Юрию Андропову в Кисловодск, где тот отдыхал, депешу с убийственной информацией о коррупции на курортах края и приписках при уборке урожая риса. Андропов в соответствии с заведенным порядком срочно переправил ее Брежневу.
Сноп приняли, но Брежнев к Медунову из вагона не вышел. Объяснили тем, что Леонид Ильич с трудом заснул и врачи будить не рекомендуют. Однако начальник его охраны успел шепнуть местным чекистам о нежелании Генсека видеться с главой края. Вместо Брежнева пришлось прогуляться вдоль состава с его бессменным помощником Черненко. Уезжал глава мощнейшего советского региона из Кавказской мрачнее тучи. Интуиция опытного партийного деятеля подсказывала, что сон Генсека это лишь предлог. Да еще в сообщениях телеграфных агентств, будто в издевку, говорилось о теплой встрече Медунова с Брежневым. Видимо журналисты забыли внести изменения в заранее заготовленные тексты. После Кавказской следующая остановка планировалась в Минеральных Водах. Там Брежнева должен был приветствовать глава соседнего региона. Им то и был Михаил.
Накануне он выезжал в Москву на похороны другого давнего опекуна, бывшего главы Ставропольского края Федора Кулакова, руководившего в СССР сельским хозяйством. После ухода Кулакова заговорили о преемниках. Чаще других называли Медунова, полтавского главу Моргуна и Горбачева. За каждым стояли свои покровители. Михаила продвигали члены Политбюро Косыгин, Суслов и Андропов. Все трое – завсегдатаи кисловодских Минеральных Вод. И всегда в компании Михаила и Раисы. Моргуна двигал земляк, второй секретарь ЦК Кириленко. Медунова – сам Брежнев, но до той злополучной телеграммы о коррупции и приписках. Теперь оставались двое. Моргун не имел курортного ресурса, но Кириленко стоил троих горбачевских опекунов. Складывалась ничья. И последнее слово оставалось за Брежневым.
После похорон Кулакова Михаил прямо из аэропорта проехал в «Красные камни» – самый элитный кисловодский санаторий. Здесь Андропов с женой, в компании с Раисой, ждали его возвращения.
Когда «Волга», проскочив мимо памятника Дзержинскому, резко пошла в гору, слева у санаторного трехэтажного особняка он заметил, как Юрий Владимирович фотографирует Татьяну Филипповну и Раису.
– Останови, – приказал он водителю. Увидев выходящего из авто Михаила, Раиса обрадовалась и позвала к себе, сообщив, что Юрий Владимирович сегодня выступает в роли семейного фотографа.
– Ну, ты скажешь, фотографа. Не обижай члена Политбюро. – Он подошел к Андропову, и они обнялись.
– Юрий Владимирович, как вы насчет обеда. Я с дороги, проголодался.
– Охотно поддержу голодного путника, – отозвался Андропов, – да и дамы намекали, что пора бы за стол.
Обед подали на веранду. Обслуживала как всегда Неля, знающая все привычки и кулинарные пристрастия Андроповых и Горбачевых. Они мало чем отличались и это тоже их сближало. В этот день был борщ с пампушками и чесноком. Пельмени в курином бульоне. Салаты из овощей с сухариками и вареным языком. На десерт кофе с мороженным. И по бокалу красного сухого. Крепких напитков Андропов не употреблял. Не позволяли почки. Поэтому и Михаил с Раисой никогда при нем не пили ничего другого. Хотя без высоких гостей могли позволить себе одну-две рюмочки «Стрижамента» или «Прасковейского». По настроению.