Горбатый медведь. Книга 2
Шрифт:
Когда же был придуман тайный большевистский отряд по отравлению колодцев, можно было продолжить аресты открытую и арестовывать сочувствующих и подозреваемых. Их оказалось так много, что пришлось задуматься над помещением.
До этого заключенных держали в подвале соскинской богадельни. Теперь там стало тесно. Да и держать «фондовых», «валютных» большевиков, как их называл Всесвятский, на окраине города, рядом с лесом, неосмотрительно. Налетел отряд, снял часовых — и «вуаля». Поэтому было решено учредить «стратегические камеры временной изоляции» в здании
Самовлюбленный фразер, бесстыдный лжец и восторженный демагог, Алякринский разразился в своей газете статьей «Гуманизм изоляции». В ней он сначала оклеветал большевиков, не пожелавших добросовестно воспользоваться свободой, а потом перешел на похвалы гуманнейшим мерам вынужденной временной изоляции. Оказывалось, что великодушное командование хочет заключением в камерах спасти жизнь большевикам, оберегая их от самосуда населения. Подобного рода арест сохранял жизнь таким, как Валерий Всеволодович Тихомиров и Елена Емельяновна и другим, готовившим покушение на командующего МРГ и его супругу. Далее описывалась граната с часовым механизмом, которая должна была погубить горячо любимого населением Мильвы командующего всеми родами войск Геннадия Павловича Вахтерова.
Не так было трудно парты заменить нарами, в окна вставить решетки и превратить училище в тюрьму с изящнейшим названием «стратегические камеры временной изоляции». Не очень долго пришлось ждать заполнения «временно» изолируемыми классов первого этажа, а затем и второго. Газета изощрялась в выдумках поводов для арестов, добиралась теперь до молодежи и просто мальчиков. Был оклеветан даже мальчишка Сеня Краснобаев. Он якобы украл церковную кружку с деньгами. Вскоре Сеню Краснобаева арестовали.
Тщетно искали Ильюшу Киршбаума и Санчика Денисова. Тот и другой скрывались за прудом в Каменных Сотах после ареста Сени Краснобаева. Там теперь был боевой лесной штаб коммунистической молодежи. Но избежавшие ареста и камер боялись за тех, кто остался в Мильве, за родителей членов Союза молодежи. В доме Шульгина остались списки и анкеты с адресами. Они хранились в стенном шкафу, незаметном для постороннего глаза. Шкаф, как сообщала Соня Краснобаева, все еще не был обнаружен. Илья и Санчик решили пробраться в дом и взять документы.
В бывшем соскинском доме полным ходом шел ремонт. Его готовили для штаба командования МРГ. Ильюша и Санчик легко попали внутрь, открыли шкаф и взяли списки. Они безнаказанно вышли через сад, но в последнюю минуту их заметили. Документы были у Санчика. Ильюша помог ему скрыться и оказался в руках своих недавних соучеников, ныне отрядников ОВС.
— Аг-га! Попался! — радовался Сухариков, прячась за спины наиболее смелых.
— Ты арестован! — крикнул Юрка Вишневецкий. — Руки вверх или пуля в лоб!
Такой знакомый голос и памятные с детства слова. Они играли в казаков и разбойников. И когда Юрка Вишневецкий со своими казаками ловил разбойника, он всегда говорил: «Ты арестован! Руки вверх или пуля в лоб!»
Но тогда арест пойманного был веселой забавой, а теперь? Как невероятно и странно повторилась та же самая фраза. Только теперь она звучала всерьез. Неужели его гак же серьезно поведут в камеры, и он будет сидеть…
Нет, нет. Он не будет сидеть. Он никогда не сидел у казаков и всегда вырывался из рук их атамана Юрки Вишневецкого. Не попробовать ли? Но как? Тогда у них были деревянные ружья, вытесанные из досок, а теперь они вооружены настоящими винтовками. Им нетрудно послать пулю вслед, и тогда все…
Думая так, Ильюша только сейчас заметил, что его ведут по знакомой улице, мимо дома, где жили когда-то Краснобаевы. Невольно вспомнился тайный лаз через заросли огородов, по которым он полз за Санчиком Денисовым к пароходу на зашеинском дворе. И он молниеносно сбил с ног Вишневецкого, вырвал у него винтовку и юркнул в отверстие забора, проделанное когда-то для стока дождевых вод.
Обезоруженный Вишневецкий так оробел, что метнулся прочь, боясь, что Киршбаум выстрелит в него. Мерцаев же кинулся за беглецом, но не через отверстие в заборе, а, жалея новую форму, через забор. И он потерял время, а с ним и Киршбаума. Искать вооруженного Киршбаума в темном огороде Мерцаев не решился.
Когда же была поднята тревога, Ильюша подходил к лесу. Опасность осталась позади.
Выйдя к лесу, он пошел вдоль берега, к Медвеженскому мысу, где причудливое нагромождение громадных каменных плит образовало множество ходов, гротов, служивших убежищем зверям, птицам и людям, рыбакам и грибникам. Здесь было лучшее укрытие. Особенно любили его ребята. Они знали ходы и выходы этого нагромождения, названного еще дедами Каменными Сотами. В нем-то и скрывалась теперь вооруженная молодежь. Ходы тянутся так далеко, что по ним не осмеливались заходить вглубь.
Сердце у Ильюши еще постукивало, ему еще чудилось, что за ним кто-то крадется, но все это было только страхом. Никто из овсюков не рискует показаться ночью в этом лесу. Да и как им знать, что Илью нужно искать именно здесь.
Хватит придумывать опасности. Сядь, Иль, под сосну. Дай успокоиться сердцу. Соберись с силами и мыслями. Ты жив, ты жив! Посмотри на Мильву с этого берега. Какой тихой выглядит она. Какая благодатная темно-синяя ночь обняла ее. И не подумаешь, что эта бархатная темнота скрывает подлые дела.
Неизвестно, что скрывает и лес за спиной Ильюши. Все-таки кто-то следит за ним. Может быть, ночная хищная мелочь, которой не следует бояться, но все же, как говорит бабушка Эстер, и от укуса комара можно ожидать лихорадку.
В путь, Илья! До Каменных Сот не так далеко. Не позволяй ногам привыкать к отдыху.
Рвавшийся к власти и жаждущий мести, Игнатий Краснобаев хотел убрать со своего пути Всесвятского. Насторожить против него Вахтерова было не так трудно. Всесвятский бывал в камерах, беседовал с Кулеминым, заигрывал с Тихомировым и вел себя так, будто они на самом деле временно изолированы, а не смертники, приговоренные к расстрелу.