Горчаков. Пенталогия
Шрифт:
Пулемет в моих руках снова ожил, но на этот раз ему тут же отозвались два других, колошматя свинцом по броне и выкашивая подоспевших эльзасцев. Один я тут же снес Свечкой, а вот со вторым пришлось повозиться: чертову мясорубку прикрывала “глушилка”, и заткнулась она, только когда я завалил весь расчет вырванными из укреплений мешками и ящиками.
— Вперед! Прорывайтесь к воротам!!!
Я запустил наугад полдюжины Полуденниц и раскрыл Щит, насколько хватало стремительно тающих сил. Заклятье сработало, окружая панцер и пехоту рядом огромным полупрозрачным куполом — зато сожрало резерв чуть ли не подчистую. Пулемет в моих руках сердито рявкнул напоследок и смолк — то ли снова закончились патроны, то ли все-таки заклинило уставшее боевое железо. Звон в ушах тут же затих — только все так же ревел двигатель, гремели гусеницы и орали где-то за моей спиной егеря, добивая остатки солдат.
Площадь перед воротами была буквально завалена телами в серой форме, но уцелевшие отступали к воротам. Видимо, хотели успеть убраться во внутренний двор, захлопнуть тяжелые створки и задержать нас хоть ненадолго — только чтобы вытащить старших офицеров и наместника из резиденции. А еще лучше — вообще с острова, через мосты на южной части, до которых мы никак не успевали добраться — ни я, ни уж тем более Оболенский со своим отрядом.
— Давай, жми! — заорал я. — Ломай ворота!
— Что?! — Жан-Поль снова вынырнул из люка. — Прямо туда?! Ты сумасшедший!
— Слушай меня!
— Нет, черт бы тебя побрал! Панцер слишком большой! Мы не пролезем!
— Пролезем!!!
Я выбрался на трясущуюся крышу и скользнул по броне вперед. Неожиданно легко и быстро — так, что едва не свалился прямо под гусеницы. Зацепился за какую-то скобу, свободной рукой рванул и-за пояса револьвер и принялся палить — без разницы куда, лишь бы помешать копошащимся у ворот фигурам в сером.
— Ломай! — выдохнул я через люк прямо в макушку Жан-Полю. — Не вздумай остановиться, или я сам…
* * *
Vorsicht und Ordnung.
Осторожность и порядок.
Именно так уже сотню с лишним лет звучал девиз семьи Отто Макса фон Лофена. Никакой спешки, порядок в доме и в работе. И осторожность — во всех решениях. На поверку эти два качества неизменно оказывались куда полезнее таких нелепых пережитков прошлого, как преданность, безрассудная отвага или непомерные амбиции, которые нередко заводили достойных людей туда, где никогда не пожелал бы оказаться ни один здравомыслящий.
Осторожность и порядок. В конце концов, именно они позволили прадеду фон Лофена — простому лавочнику из небогатой австрийской провинции — не только уцелеть в непростые времена, но и сколотить изрядный капитал. Они помогли деду приумножить накопленное, а заодно и получить к не самой звучной фамилии благородную приставку “фон”. Ими руководствовался отец, когда женился на дочери обнищавшего аристократа, который в качестве приданного мог предложить только титул фрайхерра — или, как его называли здесь, в Страсбурге — барона.
Осторожность и порядок.
Да чего уж там — и сам фон Лофен без них едва ли смог бы занять к неполным шестидесяти пяти годам почетное и весьма денежное место штатгальтера — наместника Эльзаса и Лотарингии. Они всякий раз оказывались изрядным подспорьем в любых вопросах и делах. Даже в военных — хоть чиновнику такого ранга и не подобало заниматься ими лично.
Офицеры рвались в бой, желая поскорее раздавить взбунтовавшихся эльзасцев. Искренне верили, что местные болваны разбегутся от одного пушечного залпа — и фон Лофену стоило немалых трудов убедить вояк не спешить. Проявить…
Да, осторожность — конечно же. Отступить с земель, которым в любом случае ничего не угрожало, чтобы укрепить Страсбург. Не только формальную столицу Лотарингии и Эльзаса, но и важнейший для канцлера и всего Рейха город по эту сторону Рейна. Ключ и замок на двери, ведущей в исконные владения короны Священной Римской Империи германской нации.
И пусть бешеные эльзасцы подошли к Страсбургу чуть ли не вплотную. Пусть солдаты в караулах уже чуть ли не целый месяц болтали, что врагов ведет сам Дьявол в человеческом обличии — фон Лофен прекрасно знал, что в сам город этот сброд не сунется. Не хватит ни людей, ни оружия, ни даже колдовской мощи, способной расплавить броню панцера и обратить в пепел крепкие камни. Окраины укрепляли долго — и так, чтобы держать осаду хоть целый год, если потребуется.
Впрочем, фон Лофен изрядно сомневался, что наспех собранная освободительная армия мятежной герцогини де Водемон просуществует так долго. До дождей оставалось меньше месяца, и если местные солдаты встретят их в тепле, то эльзасцам предстояло наступать по размытым дорогам и ночевать чуть ли не поле. Холод, болезни и бесплодные попытки штурма выкосят их ряды не хуже пуль — поэтому фон Лофен рассчитывал на осенние холода даже больше, чем на подкрепление из Штутгарта.
Страсбург был и оставался в надежных руках. Оружия, провианта и патронов хватало еще надолго. Солдаты не нуждались ни в чем, местная полиция исправно несла службу и даже ополченцы понемногу превращались в самое настоящее войско — особенно когда им удвоили жалование. Поэтому фон Лофен — как и всегда — отходил ко сну с чувством выполненного долга.
И был немало удивлен, когда его разбудил дикий грохот и вцепившиеся в плечо липкие холодные пальцы.
— Поднимайтесь! — Над фон Лофеном нависла плечистая фигура полковника Локампа — командира местного гарнизона. — Слышите, герр штатгальтер?.. Поднимайтесь сейчас же!
Знакомое широкое лицо было перепачкано кровью, а форма выглядела так, будто герр полковник только что чудом вырвался из лап медведя. Но куда страшнее оказался взгляд, в котором вместо привычного ледяного истинно-германского спокойствия теперь плескался ужас.
— Что случилось? — Фон Лофен кое-как приподнялся на локтях и нашарил очки на тумбочке у кровати. — Полковник, я не…
— На нас напали! — Локамп развернулся и указал на окно. — Слышите? Русские прорвались в город — и они уже здесь, на острове!
На мгновение фон Лофен подумал, что герр полковник сошел с ума и бредит — но снаружи действительно гремели выстрелы. И не где-то далеко в городе, а явно совсем рядом, на площади перед собором.
Может быть, даже у самых стен дворца.