Гордиев узел
Шрифт:
Получив таблетки, он в тот же миг понял, что не будет их пить. «Самоубийство?.. Нет, со мной этот номер не пройдет! Они еще удивятся, эти русские, поляки, Булнаковы, Франсуазы!» Разве козыри не у него на руках? Разве не от него самого зависит, давать или не давать информацию, идти или не идти в полицию, прижать Булнакова и заставить его платить или нет?
Он выпил в баре «У пруда» бокал белого вина, потом еще один. Дома он заглянул в свой кабинет. Стол стоял как ни в чем не бывало, чертежи лежали на месте, фотоаппарат исчез. Значит, Франсуаза утром досняла остальное.
Он позвонил в свою контору в
— Алло!
— Польгер. Нам надо поговорить. Я заеду к вам в четыре часа.
— Заезжайте, мой молодой друг, заезжайте. А позвольте спросить: почему так сухо и коротко — и так загадочно?
Значит, Франсуаза ему еще ничего не рассказала. Не успела или не захотела?
— Поговорим об этом позже. До встречи, мсье.
Георг положил трубку. Главное — не упустить инициативу, использовать фактор неожиданности, смутить противника. Пусть Булнаков пока пропотеет.
Когда Георг в четыре часа явился к Булнакову, у того и в самом деле темнели под мышками большие круги. Все двери были нараспашку, рабочее место Франсуазы пустовало. Булнаков восседал за письменным столом, расстегнув верхние пуговицы рубашки и брюк. Пиджак висел на спинке стула. «А потом он встает, застегивает штаны, заправляет в них рубашку…» — мелькнуло у Георга в голове.
— Проходите, мой молодой друг, присаживайтесь. Я ловлю каждое дуновение ветерка, но никакого ветерка нет, и жара не отступает ни на шаг.
Он тяжело поднялся, застегнул брюки, заправил в них рубашку. Георг почувствовал острый прилив ревности, обиды и злости. Он не подал Булнакову руки.
— Ваша игра окончена, мсье.
Георг сел на журнальный столик перед угловым диваном. Он возвышался над Булнаковым, который снова опустился в кресло.
— Я не играю ни в какие игры.
— Ну, как бы это ни называлось, я в этом больше не участвую. Решайте сами, идти мне в полицию или не идти. Если вы скажете «не идти», то брат Франциски должен получить помилование и разрешение на выезд из страны. Для этого у вас будет три дня.
Булнаков приветливо смотрел на Георга. В глазах у него плясали искорки смеха, рот медленно растянулся в улыбке, толстые щеки блестели. Он задумчиво теребил нос большим и указательным пальцами правой руки.
— Неужели это тот самый мальчик, который стоял здесь передо мной несколько месяцев назад? Нет, это не он. Вы стали мужчиной, мой молодой друг, и вы мне нравитесь. Судя по всему, то, что вы назвали «моей игрой», пошло вам на пользу. И вот вы решили выйти из этой игры. — Он покачал головой и, надув щеки, с шумом выдохнул. — Нет, мой молодой друг, наш поезд давно в пути и едет очень быстро, и высадка пассажиров пока не предусмотрена. Можно, конечно, спрыгнуть на ходу, но вы сломаете себе шею. Однако поезд, который быстро едет, быстро приходит в пункт назначения. Потерпите немного.
— А зачем мне, собственно, терпеть?
— А что вы скажете в полиции?
Разговор пошел не так, как он его себе представлял. У него появилось чувство, что он упустил инициативу.
— Это уж моя забота. Вы, может быть, думаете, что у меня нет доказательств. А может быть, они у меня есть? Может быть, достаточно одной лишь этой истории со мной и нескольких косвенных
— Да, красноречия вам не занимать. Ну что ж, может быть, мы даже сами поможем полиции обнаружить парочку пленок с вашими отпечатками пальцев на коробочках. А заодно аккуратно наведем ее на владельца желтого «пежо», который подрезал «мерседес» Морена, и на автомастерскую в Гренобле, в которой были устранены повреждения этого «пежо». — Булнаков говорил все еще дружелюбным, слегка озабоченным тоном. — Не портите жизнь себе и Франсуазе. Еще пара недель, и все будет закончено. И мы расстанемся добрыми друзьями или добрыми врагами, во всяком случае мирно. С братом ее все как-нибудь утрясется, хотя, между нами, это тот еще фрукт! А если вы с Франсуазой захотите пожениться — почему бы и нет? Возраст у вас вполне подходящий.
Георг сидел как оглушенный. В коридоре послышались шаги. Он обернулся: на пороге стояла Франсуаза.
— Франсуаза, это правда, что на коробочках от пленки есть мои отпечатки пальцев?
Она перевела взгляд с Георга на Булнакова и обратно:
— Мне пришлось так сделать. Ты много фотографируешь, вот я и взяла твои коробочки. — Она закусила губу.
— Мы же были в Лионе, когда… когда убили Морена. Меня наверняка вспомнят многие участники конференции и портье в отеле.
— Скажи ему, Франсуаза.
— В ту ночь, когда Морен… в ту ночь мы уже не были в Лионе, — произнесла она, не поднимая головы. — И в отеле мы тоже не были. Мы ночевали под открытым небом неподалеку от Руссильона.
— Но тогда ты можешь подтвердить, что…
Георг не договорил. Он вдруг все понял. Булнаков наморщил лоб. Он смотрел на Георга не столько смущенно, сколько сочувственно. Лицо Франсуазы было замкнутым и враждебным.
— Кареглазка, я не верю, что ты… Ты не можешь этого сделать, ты не можешь так поступить со мной… — Он говорил это скорее себе самому, чем ей. Потом вдруг вскочил, схватил ее за плечи и принялся трясти. — Скажи, что это неправда! Скажи! Скажи! — Словно надеясь, что от этих криков и от этой тряски лопнет и разлетится на куски невидимый панцирь, сковывающий Франсуазу, которую он любил, которой он открылся и которая открылась ему, — настоящую Франсуазу.
— Зачем тебе понадобилось все разрушать? Почему ты не захотел оставить все как есть?
Она не пыталась сопротивляться, она жаловалась тонким, пронзительным детским голосом, оставаясь недоступной для него. Только когда он отпустил ее, она тоже закричала:
— И не надо мне давить на совесть, Георг! Ты этим ничего не добьешься! Я тебе ничего не обещала, я тебя не обманывала, я была я, а ты был ты! Это твое дело — что ты тогда не послушал меня, не поверил мне! И то, что ты сам себе внушил надежду, а теперь видишь, что ничего из этого не вышло, не дает тебе права… А! Я поняла: ты все сломал, чтобы отомстить мне! Ты не смог заполучить меня и от злости решил пойти в полицию и поломать мне жизнь! Только не думай, что ты таким способом заставишь меня встать на твою сторону и давать показания в твою пользу! Если ты пойдешь в полицию — можешь про меня забыть!