Гордиев узел
Шрифт:
Георг продолжал сидеть как оловянный солдатик и молчать как рыба, весело глядя на нее.
— Если ты останешься здесь и у тебя найдется стаканчик для моей зубной щетки… если ты расчистишь место для моих тряпок у себя в шкафу, выделишь мне стол и полку… Нет, моя квартира останется при мне, но я готова проводить здесь много времени — такой вариант тебя устраивает?
9
Георг никогда еще не был так счастлив, как в следующие несколько месяцев.
Франсуаза переехала к нему в конце марта. Весна вдруг взорвалась жарким многоцветьем и превратилась
Работа и курсирование между Марселем и Кюкюроном временами становились невмоготу. Но он справлялся. Четыре дня в неделю в девять утра появляться в конторе, распределять работу между Крисом, Изабель и Моник, просматривать их переводы, переводить самому, соблюдать сроки выполнения заказов, сохранять старых заказчиков, находить новых, инсталлировать программы по обработке текстов.
В конце апреля к нему приходил сотрудник политической полиции, интересовался, откуда он родом, расспрашивал о его учебе и работе в Германии, о лицах и учреждениях, могущих охарактеризовать его, о привычках и политических взглядах, дал ему подписать заявление о том, что он не возражает против того, чтобы соответствующие компетентные органы запросили информацию о нем в Федеральной службе защиты Конституции Германии. В мае от Мермоза пришло уведомление о том, что проверка его данных контрразведкой завершена и что теперь начнут поступать секретные материалы, право переводить которые имеет только он сам. После этого работы стало вдвое больше; теперь ему и по субботам и воскресеньям приходилось корпеть над чертежами и описаниями, диаграммами производственных и технологических процессов. Он справлялся и с этим.
В детстве у него никогда не было игрушечной железной дороги. Если не считать отцовского металлического заводного локомотива, большого и тяжелого, с двумя вагонами и несколькими рельсами, которых едва хватало на небольшой круг. Георг часто стоял в предрождественские дни перед витриной «Кноблауха», самого большого игрушечного магазина в Гейдельберге, и с тоской смотрел на огромную модель железной дороги, где поезда сновали во всех направлениях, не сталкиваясь друг с другом и не сходя с рельсов, на поднимающиеся и опускающиеся шлагбаумы, мигающие светофоры. Всеми этими чудесами управлял сотрудник «Кноблауха», сидевший за пультом на маленьком возвышении.
Сейчас Георгу временами казалось, что он тоже управляет огромной моделью железной дороги. В сущности, задача была почти невыполнимой — слишком мало места для такого множества поездов, слишком мало рабочих рук для такого количества заказов. Поезда должны были то и дело сталкиваться и лететь под откос. Но за счет предельной концентрации внимания он как-то умудрялся держать все это под контролем, цеплял новые вагоны-заказы, отцеплял старые, искусно маневрировал, тормозил, набирал ход, отправлял составы на запасные пути или присваивал им статус литерных. И это напряжение, это искусное балансирование над пропастью даже доставляло ему определенное удовольствие.
Но вечерам, когда он возвращался с работы, Франсуаза чаще всего была дома. Заслышав шум мотора, она выходила на крыльцо, высматривала его вдали, спешила к машине и бросалась ему на шею. Иногда она еще по дороге к дому снимала с него пиджак и галстук, которые он теперь надевал все чаще, и вела его в спальню. Георг разыгрывал целомудрие и противился ее ласкам, но очень недолго. Иногда она встречала его потоком слов, рассказывала о работе, о Булнакове, о Клоде, который время от времени заезжал к ним на своем фургоне «ситроен», забирал черствый хлеб для гусей и оставлял взамен капусту, дыни и помидоры. Иногда она ждала его с ужином, но чаще они готовили вместе. Утром Георг всегда вставал первым, мыл посуду, оставшуюся после вчерашнего ужина, заваривал чай и приносил его Франсуазе в постель. Он любил будить ее. Еще раз забравшись под одеяло, он с наслаждением ощущал сонное тепло ее тела, вдыхал родной запах ее заспанного дыхания. Его все это возбуждало, но она не любила утреннего секса.
Дом преобразился. Франсуаза устроила себе комнату в конце верхнего коридора. Она сшила накидку для потертого кресла в каминной и занавеску для ниши в спальне, в которой вечно царил хаос из курток, брюк, рубашек и белья. Пластиковые пакеты для мусора в кухне сменило мусорное ведро, а в ванной появился шкафчик для беспорядочно валявшихся туалетных принадлежностей. Для обеденного стола Франсуаза купила в Эксе несколько скатертей.
— Где ты всему этому научилась?
— Чему «этому»?
— Ну, готовить, шить и вообще… — стоя на пороге столовой с рюмкой перно в руке, Георг обвел широким жестом пространство, — колдовать.
После ухода Ханны он часто порывался переехать куда-нибудь, а сейчас ему нравился его дом и новая жизнь в этом доме.
— Просто мы, женщины, умеем это, так уж заведено.
Она кокетливо засмеялась.
— Нет, я серьезно. Тебя всему этому научила мать?
— Ну до чего же ты любопытный и въедливый тип! Умею — и все! Какая тебе разница, кто меня научил?
Однажды в июне Георг вернулся из Марселя около полуночи. Он остановился на холме, с которого был виден дом. Садовая калитка была открыта, окна на кухне, в каминной и столовой освещены. Свет горел и на веранде. Из дома, несмотря на приличное расстояние, доносилась музыка. Франсуаза любила включить магнитолу погромче.
Георг сидел в машине и смотрел вниз. Ночь была теплой, а изнутри его грело радостное предвкушение возвращения домой. «Сейчас я приеду, откроется дверь, она выйдет, и мы обнимемся. А потом мы выпьем кампари с грейпфрутовым соком, будем ужинать, и беседовать, и ласкаться друг к другу». Он вдруг вспомнил, что Франсуаза в последнее время стала какой-то раздражительной и обидчивой, и подумал, что ему сейчас надо быть с ней особенно нежным и чутким. И это тоже была приятная мысль.
Потом, когда они уже лежали в постели, он спросил ее, не хочет ли она выйти за него замуж. Она застыла в его объятиях и не ответила.
— Эй, Кареглазка, что с тобой?
Высвободившись из объятий, она включила свет, села и посмотрела на него с отчаянием и неприязнью:
— Ну почему ты не можешь оставить все как есть? Почему ты все время давишь на меня? Зачем ты загоняешь меня в угол?
— Но что я такого… сказал или сделал? Я люблю тебя, я еще никогда так не любил, и мне с тобой так хорошо, как никогда еще…