Гордиев узел
Шрифт:
Они поехали на ее зеленой малолитражке. В машине, которая постояла на солнце, было жарко, и они открыли верх и оба окна. Стало даже прохладно. За Лурмареном Георг остановился, достал из сумки платок и повязал на шею, чтобы не простудиться. По радио передавали какое-то сумасшедшее попурри на известные темы, от Вивальди до Вагнера, в джазовой и эстрадной обработке, слащаво-сентиментальные опусы для любителей кича. Они развлекались тем, что заключали пари — какая тема будет следующей, и в конце концов она осталась должна ему три petits blancs, [9] а он ей пять. Потом они добрались до Боньё. Городок, расположенный на вершине высокой горы, мерцал в лучах полуденного солнца. Попетляв по узким улочкам, они поехали вниз, вдоль виноградников, в направлении Route Nationale. [10]
9
Стаканчика белого вина (фр.).
10
Дорога государственного значения (фр.) — автотрасса, связывающая между собой крупные регионы страны; в отличие от автомагистрали — бесплатная.
После пикника они перешли на «ты», и она расхохоталась, узнав, что ее имя в немецком варианте звучит так резко и грубо.
— Нет, Франсуаза, все зависит от того, как произносить. Конец может звучать как взрыв или как выдох… — Он продемонстрировал ей и то и другое. — А я… я… вообще не стал бы называть тебя Франциской.
— А как?
— Кареглазкой. У тебя самые карие глаза из всех, что мне когда-либо доводилось видеть. По-французски так не скажешь, а по-немецки — очень даже милое имя. И именно так бы я тебя и называл.
Она смотрела вперед, на дорогу.
— Это ласкательное имя?
— Это имя для человека, который нравится.
Она серьезно посмотрела на него. Волосы упали ей на лицо, прикрыв левый глаз.
— Мне приятно путешествовать с тобой на машине среди этих красот, — сказала она.
Георг выехал на платную автомагистраль, остановился на площадке контрольного пункта, вытащил карту из автомата и втиснулся в ноток машин.
— Расскажи мне что-нибудь, — попросила она.
Он рассказал ей сказку про гусятницу. Стихи он сначала произносил по-немецки, а потом по-французски; он помнил их наизусть. Когда камеристка сказала: «Такая обманщица достойна была бы того, чтобы раздеть ее донага, посадить в бочку, утыканную гвоздями, а в ту бочку впрячь двух коней и возить ее по улицам вверх-вниз, пока не издохнет», она испуганно ахнула. Она догадалась, что король ответит: «Эта обманщица — ты сама, и произнесла ты свой собственный приговор, и да будет тебе по слову твоему».
По дороге до Монтелимара она рассказала ему польскую сказку, в которой крестьянин обдурил черта, потом они молча слушали музыку — квартеты Моцарта. Заметив, что Франсуаза уснула, Георг сделал радио тише. Он радовался движению, несущемуся навстречу ветру, тихому посапыванию Франсуазы и ее блаженному причмокиванию, когда она, встрепенувшись во сне оттого, что ее голова съехала вниз, вновь прислоняла ее к стеклу.
В Лионе все отели оказались переполненными, им пришлось проехать десять километров в горы, но и там они смогли найти лишь один двухместный номер. У Франсуазы разболелась шея, и Георг сделал ей массаж. Переодевшись, они поехали в город, поужинали и отправились на прием в мэрию, где им пришлось расстаться, но, беседуя с тем или иным из приглашенных, они время от времени отыскивали друг друга глазами в толпе, заполнившей просторный зал.
На обратном пути поднялся такой густой туман, что Георгу пришлось буквально ползти от одного светоотражателя к другому.
— Так приятно, что ты сидишь рядом!
Потом они лежали рядом в кровати. Франсуаза рассказывала о своей подруге, которая, спасаясь от несчастной любви, уехала в Америку и сразу же неудачно влюбилась там в какого-то ливанца. Когда она потянулась к выключателю стоявшей на тумбочке лампы, он обнял ее за талию. Она прижалась к нему в темноте, положив голову ему на грудь. Он некоторое время молча гладил ее, потом они стали жадно целоваться, не в силах оторваться друг от друга.
Когда все было позади, она тихо заплакала.
— Что-нибудь не так, Кареглазка?
Она покачала головой, и он принялся губами осушать ее слезы.
6
В Кадене они вернулись только утром в понедельник. Конференция закончилась в пятницу, они поехали в Сен-Латье, поужинали и переночевали в дешевом отеле «Li`evre Amoureux», [11]
11
«Влюбленный заяц» (фр.).
12
«Странноприимцы» (фр.).
— Ты переедешь ко мне?
Он наслаждался радостным предвкушением своего вопроса и ее ответа, он знал, что она скажет «да», что между ними полная гармония. И вообще вся его жизнь вновь вернулась в состояние гармонии.
На конференции все сложилось наиблагоприятнейшим образом. Он вел себя свободно и непринужденно, поражал собеседников интересными вопросами и остроумными ответами, раздавал не только булнаковские визитные карточки, но и свои собственные, и один адвокат из Монтелимара, специализировавшийся на лизинге компьютерного оборудования и ответственности за программное обеспечение, пожелал «остаться с ним на связи» на случай немецко-французских тем. Представитель «Ксерокса» удивился, услышав название только что переведенного им справочника:
— Его же перевели еще год назад!
Плевать, это не его проблема. Главное, что в кармане пиджака — булнаковский конверт с шестью тысячами франков, а рядом сидит Франсуаза. Во вторую ночь, с четверга на пятницу, он сжег все мосты, отбросил всю осторожность и предусмотрительность. «Пусть это будет всего лишь одна ночь или несколько дней, — думал он, — пусть! Я принимаю это и постараюсь не влюбиться и не пропасть».
Ночью, проснувшись, он прошлепал в ванную, уселся на стульчак и, подперев голову руками, вдруг задумался и загрустил. Пришла Франсуаза, встала рядом, он прижался головой к ее голому бедру, и она стала гладить его волосы, а потом вдруг сказала «Георг» вместо «Жорж». Правда, это прозвучало немного неуклюже, но в груди у него потеплело. Он говорил ей, что родители, и сестра, и школьные и университетские друзья звали его Георгом, пока он после своей адвокатской практики во Франции не превратился в Жоржа. Он вообще много рассказывал ей о своем детстве, о школьной и университетской жизни, о женитьбе на Штеффи и о жизни с Ханной. Ей было интересно все. То, что сама она не много рассказывала о себе, его не смущало. Значит, она просто тихая и скромная, думал он. Но молчаливой ее назвать было трудно: она очень подробно рассказала, как перебралась из Парижа в Кадене, как нашла и обустроила квартиру, как адаптировалась к новым условиям, как завела первые знакомства. Но его просьбе она рассказала и о парижском бюро переводов Булнакова, о его инфаркте год назад и о его решении работать меньше и где-нибудь подальше от столицы. Он уговорил и ее переехать в Кадене, предложив такие выгодные условия контракта, что она просто не смогла отказаться.
— Как ты понимаешь, не так-то просто бросить все в Париже и переехать в глухую провинцию.
Когда она что-нибудь рассказывала, речь ее обычно становилась торопливой, бойкой и смешной. Георг часто смеялся.
— Ты надо мной смеешься! — говорила она, притворно надув губы, и, обхватив его руками, целовала.
В Ле-Поэ-Лаваль они приехали довольно рано и, едва войдя в помер, жадно набросились друг на друга. Одним движением он стащил с себя пуловер, рубашку и футболку, вторым — брюки, трусы и носки. Они любили друг друга, засыпали, а проснувшись, сразу же вновь разгорались от поцелуев и прикосновений. Сев на него верхом, она медленно двигалась и, когда его возбуждение усиливалось, на несколько секунд замирала. За окнами сгущались сумерки, ее лицо и тело мерцали в полутьме, и он не мог насмотреться на нее, но то и дело закрывал глаза от блаженства и острого ощущения любви. Он тосковал по ней, хотя она была рядом.