Гордон Лонсдейл: Моя профессия — разведчик
Шрифт:
— О да! — я глубокомысленно кивнул, ещё не понимая, куда гнёт мой собеседник.
— Обратите внимание — над дворцом развевается королевский штандарт, — продолжал Кроушоу. — Это означает, что Её Величество пребывает там. Следует выпить за её здоровье. — И кавалер многозначительно посмотрел на меня.
Наконец-то я понял, что требовалось от меня. Поспешно подойдя к бару, я заказал всем виски и воскликнул:
— Здоровье королевы!
Допивая рюмку, я решил, что впредь следует самому предлагать ответную стопку виски, не дожидаясь
Глава VI
Итак, я живу в гостинице лиги, питаюсь там же, посещаю фильмы и концерты, регулярно захожу в бар, похоже, уже примелькался обслуживающему персоналу. В вестибюле лиги у меня не спрашивают пропуска, а, наоборот, вежливо улыбаясь, приветствуют по имени. Я оставался членом лиги все годы жизни в Англии, часто посещал различные мероприятия, организованные лигой, получал на её адрес корреспонденцию. Лига была «моим клубом», куда я мог приглашать знакомых днём, когда в Англии все пивные и бары закрыты. Именно в такой момент важно иметь возможность небрежно бросить знакомому бизнесмену: «Пойдёмте, посидим в моём клубе», поскольку бары клубов в это время работают.
Лига часто оказывала мне всевозможные услуги. Когда я наконец нашёл подходящую для себя квартиру, то у меня попросили пять рекомендаций: с предыдущего места жительства, от управляющего банком, с места работы и от двух домовладельцев. Я явился в секретариат лиги и показал эту анкету любезной мисс Пауэлл.
— Я укажу свой банк и предыдущий адрес в Канаде, — сказал я. — Но что делать с рекомендациями с места работы и от двух домовладельцев?
— Я попрошу господина Кроушоу, — подумав, сказала мисс Пауэлл. — Его подписи будет достаточно.
И действительно, подпись секретаря лиги с указанием его должности и букв О.Б.И. (сокращенно Орден Британской Империи) оказала чудодейственное влияние на управляющую «Белым домом», где я собирался поселиться. Мне тут же предоставили однокомнатную квартиру.
Конечно, я не забыл любезности мисс Пауэлл и часто, возвращаясь из поездок «на континент», привозил ей небольшие подарки: французские духи, блок американских сигарет, какую-нибудь модную безделушку и тому подобное. Мисс Пауэлл не оставалась в долгу и усердно одаривала меня контрамарками в театры, на студии телевидения и другие зрелища. Как-то, в годовщину коронации королевы, она предложила мне пропуск на торжественный парад лейб-гвардии, попасть на который рядовому англичанину практически невозможно. Как понимаете, я не отказался. Она регулярно снабжала меня пригласительными билетами в королевскую ложу Алберт-Холла — самого большого концертного зала Лондона.
Но об этом — в своё время…
Моим соседом по комнате в гостинице лиги оказался некий Ленард Харрис — австралийский горный инженер, худощавый, черноволосый и смуглолицый парень. Он только-только закончил работу по трёхлетнему контракту на рудниках где-то в Экваториальной Африке и приехал в Лондон с одной целью — «погулять».
Харрис был примерно одного со мной возраста. Ну, быть может, чуть старше. Мы быстро сошлись, стали вместе осматривать Лондон. Мне были интересны его рассказы об Африке, об отношениях англичан и африканцев, о жизни горстки британских специалистов где-то в самом сердце «Черного континента».
По словам Харриса, это была весьма скучная жизнь — кроме работы, делать там было совершенно нечего. Британские специалисты приехали с женами и свободное время проводили дома. Холостяку Харрису оставалось лишь увлечься записями африканской музыки и слушать радио.
— Ты удивишься, Гордон, но знаешь, какую станцию я слушал чаще всего?
— Канберру?
— Канберру?! Москву!..
— Москву? Но ведь это чертовски далеко… И потом — ты что, понимаешь русский?
— В том-то и дело, что они говорят по-английски, как мы с тобой. В Африке Москву лучше слышно, чем Лондон и Вашингтон. А дикторы — ты не поверишь — ведут передачи на Северную Америку с чистейшим американским акцентом, а на Англию — с хорошим оксфордским выговором.
— Ну и что в этом удивительного? — не подумав, ответил я.
— Как что удивительного! — воскликнул Харрис. — Вот ты бы, например, мог выучить в совершенстве русский?
Мне оставалось лишь признать себя посрамлённым и пробормотать что-то о том, что я имел в виду людей, особо способных к языкам…
Через несколько месяцев Ленард прокутил все деньги, накопленные за три года в Африке, и подписал контракт на работу в рудниках Перу. Своим отношением к деньгам он напоминал сибирских старателей из книг Мамина-Сибиряка. Подобные люди — большая редкость на Западе, и второго такого человека я там не встретил. Из Перу Ленард регулярно писал мне, и время от времени я посылал ему пластинки с записями африканской национальной музыки. Их можно было достать только в Лондоне, причём в единственном магазине на Оксфорд-Стрит.
Но мы опять забежали вперёд. А сейчас — сейчас третий день лондонской жизни канадца Лонсдейла. Утро в маленькой вполне уютной комнате гостиницы лиги. За окном — мокрые крыши особняков «Клубландии» — центра города, где сосредоточено большинство фешенебельных клубов. По лондонским понятиям погода вполне приличная, что означает небольшой дождь (лондонцы зовут его «душиком»), который зарядил с утра и с незначительными перерывами собирается, видимо, выплеснуть своё содержимое только к вечеру.
Харрис старательно водит по щеке электробритвой, пристроив на столике несессер и придирчиво разглядывая своё слегка опухшее от лондонского «отдыха» лицо.
Я устроился у окна с номером «Таймс» в руке. Читаю колонку объявлений. Это именно объявления, а не реклама — в них всякая всячина, порой весьма любопытная. Кто-то разыскивает родственников, кто-то извещает о предстоящей помолвке. О пропавшей собаке, об утерянном документе… В Англии такой раздел издавна называют «колонкой агонии».