Гордость расы
Шрифт:
— Я не такая, как все. Меня… тянет в разные места. Посмотреть. Мастер Гора сердится и говорит, что это плохо. Что Властные могут разгневаться. Он говорит, хорошо, что я добрая, самая добрая из всех избранных. То поле, за которым ухаживаю я, приносит больше всего кренча. Если бы не это, боги уже давно бы забрали меня из Долины.
— Разве для вас наказание — попасть в золотые поля?
— Нет, тех, кто провинился, отправляют за Стену. К диким.
Пиччули попытался представить, что значит для половинки попасть в жестокий кочевой мир регов. Дети часто бывают агрессивны и почти всегда эгоистичны. Но избранные были детьми, начисто
Он подскочил, вдруг сообразив, что мысленно употребил эти словоформы — «креншикки», «половинки» и «реги». Глата не произносила ничего похожего, это было воспоминание о… Бет-Зана завертелся волчком и схватил реншу за плечи. Золотые глаза пронзительно впились в нее, словно призывая помочь. Глата остановилась, глядя себе иод ноги, на короткие стебли, покрытые колючими шариками. Каждый раз, когда взгляд наполненных золотом глаз без видимых зрачков и белков обращался к ней, половинка испытывала непонятное ей смущение.
— Смотри… — тихо произнесла она, ногой осторожно дотрагиваясь до стеблей. — Это называется колючками. Они вредные. Душат кренч. В полях мы вырываем их.
Бет-Зана засопел — он не мог вспомнить. Его жизнь началась здесь, сейчас, посреди полей кренча. То, что было раньше, превратилось в яму, заполненную вязкой черной грязью.
Рента осторожно убрала его руки со своих плеч и сказала:
— Мы почти пришли. Ты все время спрашиваешь, но не ответил, когда я спросила тебя. Те дикие, которых я видела… Что они делают сейчас?
Пиччули переступил с ноги на ногу, пытаясь вникнуть в смысл словоформ. Под воздействием волевого усилия со дна ямы поднялись аморфные образы, расплылись у черной поверхности и вновь исчезли. Он попробовал привести в порядок те сведения, которые успел узнать от нее. Потом сказал:
— Думаю, они уже захватили твою Долину.
* * *
Широкая повозка двигалась медленно — на Регостане не водилось животных, которых можно было бы приучить и впрячь в нее. Повозку тянули старики, дети и несколько женщин, самых некрасивых, слабых и наименее ценных для табора. Скрипя, крутились колеса с очень широкими, чтобы не проваливались в мягкий грунт, ободьями. На повозке лежали связки сушеных стеблей, котомки, тюки грубой ткани и шесты, из которых во время стоянки собирали шатры.
В задней части стояла клетка из кривых деревянных прутьев. Внутри нее кто-то сидел на корточках. Еще несколько стариков и женщин тащилось следом, а по сторонам шли мужчины. Кочевники были одеты в подобие штанов, мешковатые рубахи без рукавов, обуты в сандалии — все это сплетено из толстых, грубых и, вероятно, очень непрочных стеблей. Женщины носили что-то вроде мешков с прорехами для головы и рук, старики — всего трое или четверо — только набедренные повязки, а дети вообще шли голыми.
Ушастый попытался воскресить в памяти информацию о кочевниках, которую под нажимом Миссии Объединения согласились предоставить халгане.
Основной проблемой был голод. Изначально регов кормил дикий кренч, но после начала Затемнения его питательные качества стали ухудшаться. Кочевники приспособились есть листья — у одного из видов болотных кустов имелся определенный набор веществ, способных некоторое время поддерживать организм. Еще в пищу употреблялись длинные кольчатые пиявки.
На планете насчитывалось три крупных табора и множество небольших. Пиявки
Свой живец — и необязательно раб — имелся у любого табора. Даже на южных островах, посреди более-менее твердой земли, попадались топкие места, и мелкие безымянные таборы вели нескончаемую войну за право подольше оставаться возле них.
Дзен замер, ожидая развития событий. Языком регов была несколько видоизмененная панречь, и Ушастый надеялся договориться.
Повозка встала, тянувшие ее побросали концы длинных веревок и поспешно отошли назад, боязливо поглядывая на него. Вооруженные мужчины разошлись полукругом. Заан был на две головы выше среднестатистического гуманоида расы землян, самый высокий рег — на две головы ниже. Шагнувший вперед атаман табора доставал теменем лишь до груди Ушастого.
— Приветствую тебя… — настороженно произнес атаман. Сквозь грязные волосы на его голове проглядывала круглая белая лысина — не знавшая солнечных лучей кожа регов была очень светлой.
Атаман произнес, старательно выговаривая слова и широко открывая рот, так что дзену были, видны пеньки зубов:
— Как тебя зовут?
— Заан, — представился дзен. — А ты?..
— Гира… — Рег, склонив голову, искоса окинул взглядом снаряжение и одежду Ушастого. — Мы видели огонь и дым. И что-то, упавшее с неба около гор. Два раза что-то пронеслось из облаков к земле. Не ты ли это был, Заан?
— Только один раз, — подтвердил дзен. — Я из фаланги, патрулирующей атмосферу. Если ты понимаешь, о чем я говорю.
— Очень плохо, но я понимаю тебя.
— Тогда ты, наверное, сможешь понять и это. Я преследовал пиратов. Подбил их, но и они меня подбили.
Ушастый заметил, как при упоминании пиратов все мужчины уставились на него, а узкие глаза атамана на мгновение прикрылись и, когда открылись вновь, то смотрели уже с новым выражением. Он спросил, тщательно подбирая слова:
— Куда ты направляешься теперь?
Заан не видел смысла врать кочевникам. Все, что ему требовалось сейчас, — это как можно быстрее добраться до мачты радиорелейной связи и связаться с орбитой. Не было смысла что-либо скрывать, так что он сказал, делая шаг вперед:
— Вы видели когда-нибудь очень длинные шесты, торчащие из земли? Под ними стоят небольшие… — Он замялся, соображая, знакомы ли регам понятия зданий, строений. — Небольшие домики. И все это окружено полем… стеной, как вокруг Парника. То есть, похожей на ту, что находится возле гор, только поменьше и синей…