Горе побежденным
Шрифт:
Ипатов сидел в своём углу и, закопавшись в счетах и канделябровых каракулях на замасленных бумажках, суммировал хозяйственные расходы по месяцам.
- Денежки счёт любят. Будем определяться, на какие средства жить, – объяснил задачу Спиридон Кондратьич.
Занятие было муторное, но простое: Собакин научил Александра Прохоровича пользоваться арифмометром. Производя скучные расчеты, молодой человек слухом был обращён в кабинет начальника, где разговаривали Собакин и Канделябров.
- Я никогда и ни о чём вас так не просил, – каким-то не своим голосом говорил Канделябров. – Подумайте, на что вы себя обрекаете! Вас заставят работать против России. За этим вас и зовут. Вы приложите руку ко всем несчастьям, о которых писал граф.
- Ты не смеешь так говорить, дурак, – загремел в ответ Собакин. – Возомнил о себе больно много. Не сравнивай Орден с теми силами, которые рвутся к власти с далеко не гуманными целями. Только единая мировая система управления сделает войны невозможными и даст равные права всем людям.
- Равнять всех будете? – съязвил Спиридон. – Уж и ножницы приготовили?
- Пойми, мир надо изменить ради самого мира. На земле много несправедливого и есть вещи, которые мы можем исправить, чтобы облегчить судьбу тех, кто в этом нуждается. Мы стоим на пороге 20-го века, который грозит поломать нашу жизнь, если мы её не изменим к лучшему. Я не ратую за всеобщее благоденствие, но достойная жизнь должна быть у всех людей без исключения, иначе, человек будет считать себя несправедливо обделённым и всегда бунтовать. Монархии сами загоняют себя в угол.
- Однако, как быстро они вас обработали! Что, уже «очистились от скверны предрассудков»? С каких пор у потомка из королевского рода Стюартов и старинного рода бояр Собакиных появилась такая нелюбовь к монархиям? Вы сами не верите тому, что говорите!
- Зачем ты затеял этот никчёмный разговор, Спиридон?
- Откажитесь от них совсем. Перейдите на сторону своей родины. Будьте честны по отношению к самому себе. Много лет назад вы совершили искренний поступок – уклонились от зла. А теперь возвращаетесь к ним опять. За что погиб ваш отец? За грызню между собой крупных кланов в борьбе за власть, а не за равенство народов. Это цена его жизни? Теперь ваш черёд, а потом придёт черёд вашего сына. Такую судьбу вы ему готовите?
- Я же нарочно прочитал вам письмо деда. Пойми, я теперь не один. Оставаясь здесь, я обрекаю не только себя, но и свою семью на гибель. Мне надо выполнить свой долг перед дедом – сохранить наш род.
- Вашему предку удалось уйти от судьбы. Почему бы не попробовать сделать то же самое и вам. Сознание своей правоты увеличивает силы и даёт нужную сметливость для преодоления трудностей, – настаивал Канделябров.
- Это чьи слова?
- Мои.
- Мне надоел этот разговор. Ты что, мне изменяешь?
- Нет, – твёрдо ответил Спиридон.
– Я вам предан, но скорблю о вас, как о покойнике.
- Перестань трепать мне нервы. И так тяжело.
- Одумайтесь. Я знаю очень достойных людей из нашей разведки. Она организована, как противовес скрытой агрессии Запада. Можно связаться с ними.
- Ты говоришь об Имперской разведке?
- Точно так. Вы о ней знаете?
- Разумеется. А ты откуда знаешь такие секреты?
- Старые связи, – замялся Спиридон.
Оба помолчали.
- Недооценил я тебя. Ты оказывается - тёмная лошадка, – проговорил Собакин.
- Не темнее вас.
Они опять замолчали.
- Меня убьют, Спиридон. Тебе не жалко будет старого товарища?
- Я вам предлагаю выход. А так-то – хуже. За Катерину Павловну не беспокойтесь. Укроем – ни одна живая душа не сыщет.
- Нет, я её хочу увезти заграницу. Хорошего здесь ждать нечего.
- А там что?
- Там, Спиридон, у меня денег в несколько раз больше, чем здесь.
- Что ж, это ваше окончательное решение?
- Я ещё подумаю.
Ипатов опрометью бросился на своё место. Хлопнула дверь и перед молодым человеком появился Канделябров.
- Приохотил я тебя, балбеса, к плохому. Прежде, чем подслушивать, ты бы научился сначала носом не шмыгать. Благодари Бога, что сейчас не до тебя, а то бы я врезал тебе по первое число.
Александр Прохорович усиленно закрутил ручку арифмометра, притворяясь, что весь поглощён работой.
Нервное напряжение, царившее в доме Собакина, достигло наивысшего накала. Обитатели голубого особняка разъединились. Каждый в одиночку переживал преддверие перемен. Катерина Павловна не выходила из своей комнаты. Отец Меркурий тоже затворничал. Канделябров почти ни с кем не разговаривал и даже любимого кота выкидывал пинками из кухни. Бекон тихонько бегал жаловаться хозяйке, хотя ему было строго-настрого запрещено шляться на второй этаж. Ипатова никто не замечал, как если бы его и не было. Никчёмность сильно угнетала молодого человека. В кошмарных видениях помощника маячила скорая отставка.
«Если граф Брюс не соврал насчёт будущего – куда же мне податься? Пойду на войну. А как же маменька?»
Возвращаться к дяде в полицейскую часть не хотелось. Вдруг ему вспомнилось, с какой надеждой на будущее он шёл наниматься на службу к Собакину.
«Как я был счастлив, что он меня взял! Какой мир мне открылся! – думал Ипатов. – А сейчас? Этот мир давит, сжимает обручем голову и не даёт спокойно спать. Может лучше жить, как большинство, одним днём, в блаженном неведении?».