Горе побежденным
Шрифт:
«Теперь пойдёт за ним хвостом», - сообразил Александр Прохорович.
Панихида шла своим чередом. Запели «со святыми упокой». У выхода из монастыря стояли похоронные дроги и кареты сопровождения.
- Последите за Турусовой. Может, заметите что-нибудь, - сказал помощнику Собакин. – Хотя, вряд ли. Она дама осторожная. После похорон возвращайтесь домой самостоятельно.
Сказал и исчез в толпе любопытных зевак и нищих. Ипатов проследовал со всеми до кладбища, видел, как там убивалась Турусова, заламывая руки над могилами родственников, слышал, как перешёптывались знакомые семейства Арефьевых,
В майских сумерках того же дня Собакин привёз домой Шварца. Тот явно устал, но виду не показывал и держался независимо.
В кабинете хозяина он первым делом цепко огляделся и застрял глазами на портрете Брюса. Потом с интересом стал разглядывать диковинную инкрустацию передней дверцы старинного секретера. Ипатов и сам не раз с любопытством косился на необычное изображение на ней золотого тамплиерского креста с эмалевой красной сердцевиной. Над ним распростёр крылья перламутровый серебристо-чёрный орёл с мечом в когтях. Под крестом, на фоне золотого восходящего солнца были выведены красные буквы «Nekam Adonai».
Насмотревшись, Шварц сказал странную фразу:
- Всё верно. Вы сын того самого Брюса.
Собакин не удивился словам немца, но и не ответил ему.
- Известная вам госпожа Турусова сказала, что вы можете подтвердить некоторые приватные обстоятельства ваших с ней отношений.
- Если это разрешила сделать Лариса Аркадьевна, то – извольте. Я вам доверяю.
- Вы подтверждаете ваши кхм… любовные отношения с этой женщиной?
- Да.
- Где происходят ваши свидания?
- Я не обязан на это отвечать, но вам скажу. В Филипповском переулке, на Арбате.
- Как долго они продолжаются?
- Началось это вскоре после моего вступления в должность управляющего. А это значит – с весны прошлого года.
- И, если понадобится, вы подтвердите это на суде?
- Несомненно.
- Простите за вопрос, но вы уверены, что кроме вас, в Филипповском переулке госпожа Турусова не принимала других мужчин?
- Ну, знаете ли! Вы оскорбляете даму. Я терплю эти слова только потому, что знаю причину такого допроса. Уверяю вас, Лариса Аркадьевна благосклонна только ко мне. А сейчас она находится в таком тяжёлом душевном состоянии, что и со мной разорвала отношения.
- А как она относилась к Зяблицкому и он к ней?
- Я уже объяснял вам. У них были нормальные дружеские отношения в рамках общения в домашней обстановке. Не более того. За это я ручаюсь.
- Где в доме ваших свиданий находилась спальня? – неожиданно спросил сыщик.
- За гостиной. Это самая задняя комната.
- А где стояла кровать?
- Справа от входа.
- Куда выходили окна спальни?
- На забор, кусты сирени и сарай для дров.
«Все в точности», - отметил про себя Собакин, а вслух сказал:
- Господин Шварц, я уверен, что госпожа Турусова в сговоре с доктором Зяблицким убила свою племянницу. Если бы не ваши показания, она уже сегодня была бы арестована. Я также убежден, что ваша с ней долгая романтическая связь – обман. Скажите по совести, зачем вы покрываете эту страшную женщину?
- Я никого не покрываю, как вы изволили выразиться. Ваши выводы ошибочны. Такое бывает. Более того, я бы попросил вас при мне говорить уважительно об этой женщине.
Наступило молчание. Собакин что-то обдумывал. Ипатов нервно елозил на кресле, понимая, что у них с начальником обозначился полный провал и надо скорее заканчивать эту комедию.
«Что ж, бывает и такое, что думаешь зазря на честного человека. А если всё-таки прав Брюс, то доказать это уже невозможно. Наверняка Лариса уже обработала всех свидетелей», - размышлял молодой человек.
Прервав затянувшееся молчание, Собакин сказал:
- Господин Шварц, я не привык проигрывать. Но, если мне суждено в этот раз потерпеть фиаско, то я всё-таки хочу знать правду.
Управляющий поднял брови в знак непонимания. Тогда Брюс вдруг как-то замысловато провел рукой по лбу, приложил руку к сердцу, затем быстро, как глухонемой изобразил что-то пальцами и скрестил на груди руки.
Нет средств описать всю бурю чувств, охватившую при этих действиях, невозмутимого немца. Шварц, с чувством залопотал какую-то нечленораздельную ерунду, бросился к Вильяму Яковлевичу и схватил его за руку.
«О-о-о, - подумал про себя Александр Прохорович, – да они оба свихнулись. Вот так клюква! Что же мне теперь делать? Как бы связывать не пришлось. Где там Канделябров прячется?»
Тем временем Собакин с удовлетворением следил за беснованием немца, а потом, как ни в чём не бывало, обратился к Ипатову:
- Друг мой, соблаговолите оставить нас с господином Шварцем наедине.
Ипатов кивнул и кубарем выкатился вон, конечно же, налетев за дверью на Канделяброва. Спиридон Кондратьевич тс-ыкнул на молодого человека и опять приложил ухо к неплотно закрытой двери. Внезапно она с грохотом захлопнулась. После такого обстоятельства, сколько не изощрялся бывалый слухач, но уловить что-нибудь, хотя бы из замочной скважины, не представлялось возможным. Пришлось парочке ретироваться в кухню. Здесь, в привычной для себя обстановке, хмурый Спиридон сварил им крепкий кофе и, попивая его, шёпотом изрёк:
- Вот анафема какая объявилась! Уж пусть лучше Варвара будет на нашу голову и фиаска с Турусовой в придачу, но только бы не «эти»!
- А кто такие «эти», Спиридон Кондратьич? – тоже шёпотом спросил Ипатов.
- Кто-кто… франкмасоны, вот кто.
- А чего они хотят от Вильяма Яковлевича?
- Прихода антихриста.
- А что, Вильям Яковлевич и это может? – опешил молодой человек.
- Ты, парень, смотри, с этими шутки плохи, – погрозил пальцем Спиридон и добавил в раздумье: - Теперь будут петлю затягивать.