Горец III
Шрифт:
И тут как обожгло меня. Заметил, что рубашки у обоих окровавлены. И очень мне вдруг домой захотелось. Или на худой конец в школу. Ведь только-только уроки начались, успел бы еще…
В это время мистер Мак-Лауд наткнулся на меч противника и упал на одно колено. Тот быстро выдернул свою железку. Я думал, что упадет сейчас мой спаситель, который меня из полиции вызволил, но не тут-то было. Секунду-две постоял он и не сдох, а наоборот — поднялся и принялся снова своей саблей махать. Тут я такое подумал, что даже вспоминать не хочется.
И я сразу осознал, что если мистер Мак-Лауд меня в полицейском участке не убил, то если уж встретит здесь, в этой индустриальной пустыне, то непременно тут и похоронит. Уж очень ему не нужны лишние свидетели. Кажется, теперь я понял — почему.
Подумал я так и сразу же собрался домой. Еще, может, секунд тридцать посмотрел на этот странный поединок и уже ногу занес было двигать, как вдруг у мистера-незнакомца рука отвалилась. Не та, которой он держал свой меч, а другая. Она вдруг оказалась на пути следования меча мистера Мак-Лауда.
Меня чуть не стошнило. Ну да ладно, продышался я кое-как, а дальше самое интересное было. Мистер, имени которого я не знаю, приставил себе руку на место, и она приросла, как новая. Тут-то я и понял, что это, наверное, я свихнулся. Либо на солнышке перегрелся.
Как я оттуда домой ушел, не помню. Очнулся уже дома, возле холодильника с банкой пива в руках. Приложил ее ко лбу и понял, что надо теперь подбирать себе клинику попрестижнее. Ведь не дело же общаться всю жизнь с какими-нибудь левыми психами…
Но почему-то в психушку меня не потянуло. А вместо того, чтобы к врачу бежать, я помчался к антикварному магазинчику мистера Мак-Лауда. Сижу вот неподалеку на ступеньках, пиво пью и слежу. Думаю, что скоро меня прямо отсюда скорая помощь заберет.
Нет, ну в конце концов, надо же мне знать — настоящий я псих или нет. Значит, буду я тут сидеть, пока не увижу что-нибудь, что поможет мне решить этот мой трудный вопрос. И вообще за этими парнями нужен глаз да глаз. А то оглянуться не успеешь, а они уже завоевали всю Землю и тогда, пожалуйста, начинайте борьбу за свободу и независимость всей галактики. С приветом. Ричи О'Брайн.
Они пришли домой уставшие, но счастливые. Уже давно у них не было возможности всласть пофехтовать, и теперь, когда после стольких лет разлуки они жили вместе, то не упускали ни одного удобного случая, чтобы потренироваться.
— Ну как тебе сегодняшний бой? — спросил Конан, снимая потный свитер.
— Что ж, — ответил Дункан довольным голосом, — совсем не плохо.
— А знаешь, я чувствую себя почти что в форме.
— Ну-у-у… — ехидно протянул Дункан.
— Это почему же «ну-у-у»? — передразнил его Конан.
— Это потому, что я все равно моложе тебя.
— Но это совсем не значит, что ты умнее. И даже наоборот.
Дункан не
— Что случилось, Тесса?
Она тоже остановилась, печально посмотрела на него, и вдруг по ее лицу прошла судорога, искажая черты в страшную гримасу перепуганного насмерть животного. Но это длилось всего мгновение, а потом она очень буднично и беспечно, словно речь шла об совершенно обычных вещах, ответила:
— Слэн заходил.
Брови Дункана поползли на переносицу, и, став чернее грозовой тучи, он спросил:
— И что он сказал?
— Он сказал, что ждет тебя сегодня вечером на «Солдатском мосту».
— И это все? — поинтересовался Конан.
— Нет, — Тесса перевела глаза на пол. — Еще он сказал, что когда покончит с тобой, то вернется за мной.
В ее глазах появились слезы, и, чтобы не показывать их Дункану, она быстро спустилась вниз и прошмыгнула на кухню. Тот проводил ее долгим взглядом и отправился в мастерскую. Конан последовал за ним.
Несколько минут Дункан бегал по комнате, как голодный тигр по клетке, а Конан, усевшись на высокий табурет, наблюдал за этим бессмысленным движением. Молчание первым нарушил Конан:
— Ты знаешь, брат, я сейчас подумал…
На лице Дункана появилась легкая улыбка, которую Мак-Лауд-старший тотчас заметил и спросил:
— А чего это ты улыбаешься? Тебе смешно, что я думал? Или ты и сам подумал то же самое?
Дункан улыбнулся еще шире.
— Хм-м, — Конан тоже расплылся в дружелюбной улыбке. — Короче… Сколько я тебя помню…
— О-о, — застонал Дункан, хватаясь за грудь растопыренной пятерней. — Я умоляю тебя, только не начинай свои проповеди сначала!
— Что? — спросил вдруг Конан задумчивым, отсутствующим голосом. — Извини, повтори, пожалуйста, а то я не расслышал.
— Послушай, — резко развернулся к нему Дункан, — ты действительно не слышал, что я сказал?
— Но ведь ты не знаешь, что я скажу дальше.
— Пожалуй, догадываюсь, — Дункан продолжал улыбаться.
— Сколько я тебя помню, насколько я тебя знаю, — упорно проповедовал Конан, — тебе всегда доставалось все самое лучшее. Ты всегда жил веселее всех, у тебя всегда были самые лучшие женщины…
— Да, — горько согласился Дункан, — особенно весело мне жилось в последнее время.
— В последнее время?