Горечь таежных ягод (сборник)
Шрифт:
С официальными званиями у них, в общем-то, не получилось. После обеда, когда Даня делал уроки, они еще два-три раза назвали друг друга «сержант» и «старший лейтенант», и то только потому, что Дане так было удобнее выспрашивать подсказки к задачкам по арифметике (Даня сразу сообразил насчет этого: попробуй откажись, если к тебе обращаются официально!).
А между тем сам он всякий раз неловко ерзал на стуле, услыхав обращенное к нему слово «сержант». Дело в том, что Даня еще при встрече немножко приврал: на самом деле он был вовсе не сержант, а «младший сержант», и хорошо, что Леонид Кузьмич до сих пор не обратил внимания на его нарукавные
Даня должен был вечером отправиться в Крабью бухту, где затевалась очередная баталия с «высадкой десанта и захватом форта». Но не пошел, остался сидеть на теплом крылечке рядом со старшим лейтенантом Леонидом Кузьмичом. Ребята за забором долго свистели, вызывая Даню; наконец, среди жухлого плюша показалась физиономия Родьки Ляхновского и мгновенно исчезла. Потом Даня еще раз увидел Родьку на заборе уже ближе к крыльцу: тот глядел с таким изумлением, будто увидел во дворе по меньшей мере слона, прыгающего через веревочку.
Даня нарочно подсел поближе к старшему лейтенанту, эдак по-приятельски привалился к его боку, и они вдвоем стали глядеть на звезды.
Звезд было много, особенно над побережьем, над сумрачными увалами гор, где небо уже сделалось глубоким и черным. А над морем небо казалось светло-полосатым, похожим на вылинявшую тельняшку, и полосы эти начинались у самой воды, будто кто-то растушевывал, размазывал снизу вверх густо-синие всплески морской зыби.
Дане было тепло и уютно, дымок от сигареты Леонида Кузьмича приятно пощипывал глаза.
— Дядя Леня, а почему звезды так рассыпаны? По кучкам. Там вон кучка, там и там. А почему не везде поровну?
— А там свои миры, Даня, — сказал Леонид Кузьмич. — Так вот вместе им, наверно, теплее… А нам удобнее ориентироваться по ним. Каждая кучка — это созвездие.
У всех созвездий, оказывается, были удивительные и красивые названия: Андромеда, Орион, Стрелец, Кассиопея, Козерог, Гончие Псы… Этих псов Даня так отчетливо представил, что даже поежился от страха: мчатся в морозной тьме, распластав хищные тела, длинноногие зубастые псы, тяжело дышат, высунув красные языки.
— Страшно… — сказал Даня. — А вы ночью по горам тоже ходите?
— Иногда, — сказал Леонид Кузьмич. — Если бывает срочное задание. Или, например, при перебазировании.
— А зачем вы по горам ходите? — по возможности равнодушно спросил Даня и насторожился: ответит или не ответит? Ведь, наверное, тут-то и была военная тайна.
Однако Леонид Кузьмич ответил и даже рассказал о своих военных делах подробно. Они оказались к тому же не просто военные, а военно-топографические. Вместе с другими топографами — офицерами и солдатами Леонид Кузьмич ходил по Северному Уралу и делал топографическую съемку местности при помощи триангуляции — так называется метод засечки какого-нибудь места из трех разных точек. Потом это место «привязывают» к координатам и, когда таких «привязанных» мест набирается много, Леонид Кузьмич составляет карту. Зачем карта?? Да вот хотя бы для школьных занятий, чтобы на ней показывать, где какой город или откуда и куда текут реки. Кроме того, карта нужна и на тот случай, если предстоит путешествие: взглянул на нее, промерил свой маршрут и сразу прикинул, сколько часов придется идти, ехать, сколько продуктов следует взять на дорогу. Конечно, они, военные топографы, карты составляют не такие, как в школе, а очень подробные и точные, чтобы потом, если вдруг понадобится, по этим картам можно было безошибочно спланировать бой, провести полк солдат, колонну танков, надежно разместить ракетную позицию, а то и нанести красным карандашом полетные курсы военных самолетов.
Почему они ходят пешком? Ну, не всегда только пешком. У них имеются и вертолеты, и автомобили-вездеходы, и транспортеры-амфибии. Для передислокации и снабжения. А вот что касается съемки, то тут только на своих двоих, потому что работа эта кропотливая, ответственная, дотошная, все приходится мерить шагами и метрами. И не только горы. Степи, пески, таежные чащи — все повидали эти яловые сапоги.
— Да… — уважительно, с сочувствием протянул Даня… — Трудная у вас служба, дядя Леня. А сапог хоть вам хватает? Выдают?
— Выдают, — сказал Леонид Кузьмич. — Пару на год. А через каждые два года дают еще хромовые сапоги. Но в них ведь в тайге не походишь.
— Конечно, — согласился Даня. — Эти лучше. Покрепче. А почему они называются яловыми?
— По товару, из которого сделаны. Кожа на них коровья, стало быть, яловая.
Внизу на прибрежной косе вспыхнула гирлянда ночных фонарей, у ресторана «Поплавок» упали на воду разноцветные блики из освещенных окон — Даня любил наблюдать, как по вечерам эти огоньки качаются в волнах в такт музыке.
Где-то там, левее, в таинственной черноте бухты, среди ослизлых, пропахших морем камней трещат сейчас «автоматы», а Родька в старой отцовской мичманке истошно орет «полундра!», увлекая в атаку пацанов с Тополевой улицы. Потом они будут жечь костер в гроте, сушить промокшие штаны, жарить на углях крабов и ругать Даню, называть его «салагой» и «дохлым бичом». Ну и пускай ругают. Все-таки ему здесь интереснее.
Разве не приятно посидеть бок о бок с бывалым человеком, который пешком исходил целое государство? Да и не так уж часто приходится вести деловой мужской разговор, в котором каждое слово полно значительности и веского смысла.
— А моя мама геолог, — вздохнул Даня. — Бабушка называет ее «геологиня». Она сейчас работает в Манты-Хансийском округе. Это на Севере.
— Ханты-Мансийском, — поправил Леонид Кузьмич и потрепал Даню по макушке, положив ему на голову теплую ладонь. — Она ведь тоже скоро в отпуск приезжает?
— Приезжает, — удивился Даня, уловив в голосе Леонида Кузьмича какую-то новую интонацию. — А вы откуда знаете? Вам бабушка сказала? Верно?
— Верно.
— Она всегда в отпуск приезжает осенью или зимой. Бабушка говорит, что у мамы все не как у людей: люди отдыхают летом, а зимой работают. А у геологов — наоборот.
— Вот и у нас тоже так, — сказал Леонид Кузьмич.
Даня блаженно сожмурился, представив приезд матери: два распахнутых чемодана, полных всяких соблазнительных вещей, пестрых коробок и целлофановых пакетов. Особенно хорошо в первые дни: ему все время примеряют новые рубашки, ботинки, костюмчики и совсем не заставляют делать уроки. Бабушка достает из сундука любимую мамину медвежью шкуру и стелет ее на пол у кровати, а мама целыми днями читает книги, курит сигареты и ходит в красивых домашних туфлях с загнутыми носками, которые называются «багдадский вор».