Горечь
Шрифт:
Слава Богу, угощение было хорошим, напитков вдоволь, разговор на острые темы заглох, и мы предались воспоминаниям о трёх годах совместной учёбы и о событиях своей собственной жизни.
Разумеется, я и думать не думал в то время, что когда-нибудь затею писать нечто вроде воспоминаний о своей (и о чужой) жизни, однако, помню, предложил тогда, чтобы каждый из нас, кто захочет, вспомнил и рассказал что-то о прошлом. И почти все согласились.
Получилось — насколько могу воспроизвести, — в основном, вот так…
3. «А помнишь?..»
САША КРУПЕННИКОВ (он, как и прежде, почти не пьёт спиртные изделия и потому говорит ясно и чётко, в обычной своей слегка назидательной, простодушной манере):…Помню,
РАФИК МЕКИНУЛОВ (шикарный брюнет, толстый и с превосходно подвешенным языком): И я его понимаю и полностью одобряю.
МИХАИЛ ПУРНИК (спортивная фигура, почти всегдашняя полуулыбка): И я тоже.
ЮРИЙ ХАЗАНОВ (внезапно вспомнив под влиянием винно-водочных паров свои беспомощные стишки примерно той поры, произносит их чуть дрогнувшим голосом):
…Шпили смотрят с берегов, Общежитие на Охте. Я, Крупенников, Долгов — Все грызём в волненье ногти. Мы экзамены сдаём В академию — не шутки! Не едим, не спим, не пьём Вот уже какие сутки! Но зато, когда сдадим, Все мы — Витька, Толя, Саня Уж от пуза поедим У Пассажа в «КвисисАне». Бриджи станем мы носить, И сапог нам будет узок, На девиц начнём косить, Словно Нельсон иль Кутузов…Извините, что перебил…
(Однако можно было не извиняться: во все века сочинённые кем-то строки, в особенности рифмованные, действовали на большинство человеческих особей… ну, как удав на кролика. И сейчас все присутствующие притихли, с куском пирога или бокалом в руке, и выслушали это произведение в почтительной тишине.)
САША (продолжает): Всё правильно сказано… Ну, сдали мы экзамены, в общем, успешно. Мы — это те, кто только-только со школьной скамьи. Но другие, кто из рядов Красной Армии поступал, им по-настоящему трудно было. А потом все проходили мандатную комиссию. О чём там спрашивали, не помню, но длилось это так долго, что я уже начал сомневаться, всё ли у меня в порядке с анкетой.
ЮРА: Помню, меня батальонный комиссар Гарбер спросил: «Небось, в Америке родственники есть, а?» Я растерялся и ответил: «Я их не знаю…» И потом целые сутки мучился, примут или нет? А может, вообще арестуют, как моего отца десять лет назад.
САША: Ну, ну, зачем ты, Юра? Не всё так плохо и тогда было. Вышел ведь твой отец.
ЮРА: Мой — да…
ПЁТР ГРИБКОВ (он старше нас всех лет на пять. Плотного телосложения, рассудительный, уверенный в себе; балагур, но в делах серьёзен и упорен): А мне, ребята, мандатная отказала. Нет, не в нашей академии, а в другой. Я не рассказывал? Только начну с царя Гороха… Вообще-то я родился в деревне. В нашей сельской семье было шесть человек детей, занимали одну половину дома, вторую половину — семья дяди. Жили бедно. В 22-м году мать умерла, мне было тогда шесть лет. Отец через три года женился, пришла мачеха с девочкой. Потом переехали на хутор — там отец вступил в ТОЗ (Товарищество по совместной обработке земли), заимел корову, лошадь. Детей в семье стало восемь душ, все
(Таким мы Петьку не знали: он был всегда сдержанный, сильный, всем довольный.)
САША: Ну, Петя, не надо, что ты… теперь-то уж…
ПЕТЯ: Раньше никогда не плакал. Честное слово. Твердокаменный был… Считал, если так делают, значит, надо… Лес рубят, и так далее. Кругом ведь враги… И всё такое прочее. А теперь… Не могу… Ладно. Проехали…
Окончил я в тридцать третьем фабричное железнодорожное училище в Саратове, получил специальность электромонтёра четвёртого разряда и поехал летом по бесплатному билету в Ленинград, город поглядеть. И так он мне сразу пришёлся, что поступил прямо там на работу, в электроцех на завод Карпова. Вечерами на рабфаке учился. Жизнь кипела. Да вы сами знаете…
С гордостью вспоминаю активное наше препровождение времени: наряду с добросовестной работой в первой и третьей смене и вечерними занятиями, мы ещё принимали участие, по комсомольской линии, в работах по капитальному ремонту завода, строили спортплощадки, стадион на Петроградской стороне. Вы его все знаете, этот стадион. На котором, между прочим, Юра Хазанов, насколько я помню, так и не поставил рекорда в беге на три тысячи метров, а почему-то всё время куда-то сходил с дистанции… Или я ошибаюсь?.. (Он не ошибался.)
Вот так мы жили общественной жизнью и трудились, и были на доске почёта — и радовались этому, потому что заслуженно, а не для проформы.
Видел я, конечно, и другое: арестовали директора, ещё нескольких с нашего завода. Но уверен был, что всё правильно, так и должно быть — значит, заслужили. Помню, так уставал в те годы — от работы, от учёбы, что иногда мечтал сам сесть в тюрьму: вот где, думал, будет время книжки почитать…
После вечернего рабфака, как раз в 38-м году, решил я поступать в Ленинградскую военную академию связи. Получил проходной балл «4», но мандатная комиссия отказала, так как я по-честному написал в анкете, как было в жизни: что отец зажиточный середняк. Помню, начальник курса отнёсся ко мне хорошо, пожалел и посоветовал попробовать поступить в ВТА имени Кагановича, она как раз недавно переехала из Москвы в Ленинград. Я взял справку о сданных экзаменах, подал в ВТА, а в новой анкете указал социальное положение отца — просто середняк. Не зажиточный. И меня приняли. А уже на второй день, помню, вызвал начальник Академии комкор Пугачёв и по-отечески поговорил со мной…
К сожалению, следует отметить трагический факт искажения кадровой политики в Красной Армии тех лет. В первых числах октября, как все вы знаете, Семён Андреевич Пугачёв был арестован…
МАРК ЛИХТИК (небольшого роста, очень спортивный; со спокойным характером): Я недавно читал: по последним данным тогда репрессировали 43 тысячи офицеров. И около двух тысяч генералов… А Пугачёв, помню, поздравлял нас в сентябре с поступлением и с началом учебного года. Маленький такой, с бритой головою…
РАФИК: Для меня, бывшего инструктора райкома комсомола по пионерской работе, убеждённого в великой справедливости нашего общества, это был первый удар по моим идеалам и представлениям. Потому что я не верил, что Пугачёв враг… А возможно, лишь сейчас так думаю… Не знаю… Врать не буду… Через несколько дней — помните? — было общее собрание слушателей, на которым мы единодушно заклеймили врага народа Пугачёва. Между прочим, до всякого суда, только по одному факту ареста… Вот, например, завтра кого-то из нас, сидящих тут, за столом, захомутают, а послезавтра, мы все дружно подтвердим, что он убийца, предатель и… скотоложник.