Горетовские рассказы
Шрифт:
"Когда хочешь стирай, но чтоб я не видел"
В деревне Горетовка жила семья Гавриловых. Муж работал проводником в поездах. Когда возвращался домой, ему хотелось отдохнуть от бытовой дорожной суеты. И если дома затевалась какая-то долгая, нудная работа, он нервничал. Так, например, он очень не любил стирку в доме. Своей жене, тёте Нине, говорил: "Когда хочешь стирай, но чтоб я не видел". Вот такие мы, Горетовцы, нестандартные люди. У каждого - своя прихоть. Хочешь, не хочешь - а мириться придётся.
"Я все приёмы знаю.."
Известная личность у нас в деревне - Лёда. Был он мужик обыкновенного роста, но крепкий и с хитринкой. Однажды в праздничное застолье расхвастался один из приехавших из города гостей, что он человек не простой,
Дедели
Уже с весны деревенская детвора кормилась дарами природы. Щавель, какие-то сладкие трубочки. Думаю, польза для здоровья от употребленья этих трав была несомненная. Была некая трава со вкусными стебельками, звали её у нас в Горетовке дедели. Я, конечно, плохо помню эти самые дедели. Но про хлипкую молодежь тоже говорю: "Куда им - они деделей не ели!".
Наст
Яркое воспоминание - зимний наст. В январе-феврале морозным солнечным утром снег схватывался морозом так, что становился твёрдым, как камень. Отец знал мою любовь и в такие дни утром будил меня пораньше. Я тепло одевался, обувал валенки и с радостью бегал по замёрзшему насту, как сейчас бы по асфальту. Солнце поднималось, постепенно мороз спадал, и наст слабел. Ноги начинали проваливаться. Тогда я шел домой, там меня ждали горячие блины. Климат, наверное, меняется. Сейчас такого наста не бывает. А отец рассказывал, во времена его детства наст бывал настолько крепкий, что можно было по снежному полю скакать верхом на коне.
Тяпка
Есть у меня старая мотыга, по нашему - тяпка. Уж очень ею удобно окучивать картошку. Нет ей равных в работе. Возраст этой тяпки неизвестен. Досталась она в приданое моей маме. Так что 65 лет ей точно есть. А, возможно, и значительно больше. Тяпка эта кованая. Это значит, сделана вручную в кузне. И нехитрая её конструкция вобрала в себя опыт многих поколений тружеников. Поэтому и работать ей так удобно. Что будет, когда доработает эта тяпка свой срок? Что-то сегодняшняя инженерная мысль не может повторить подобный нехитрый инструмент.
Воля
В молодости к сестре моей матери тёте Кате посватался парень из Михайловки. Молодые любили друг друга. Поехали родители тёти Кати "смотреть дворa". Не понравилось им, что жених бедноват, и отказали они сватам и жениху. У тети Кати сложилась другая жизнь, но про первую любовь она никогда не забывала. В застолье любила петь песню "Шумел камыш". Пела и плакала. Мать её, а наша бабушка, Марфа потом пожалела о сделанном, но жизнь назад не повернёшь. Когда она умирала, младщей дочери тёте Вале было ещё 13 лет. Оставляя её на попечение другой дочери, моей матери, наказывала: "Ты с Вальки воли не снимай. Я с Катьки сняла, да жалею теперь". Моя мать выполнила родительскую волю. Ни тёте Вале, ни своим детям не мешала свободе выбора. И мне завещала. А я вам завещаю: "Не снимайте воли со своих детей!".
Патефон
Я в семье - младший из шести детей. Родился слабеньким. Когда был маленьким, то много плакал. Меня прозвали Патефон. Успокоить меня безуспешно пытались все. Соседка тетя Зина Раскатова носила меня своей единственной рукой, прижав к груди. затем в сердцах клала на стол, нашлёпывала, и опять брала на руки. Но я плакать не переставал. Как младшенького, меня жалели, баловали и подкармливали. Так, только мне доставались сливки - лучшее молоко шло на продажу. Ещё, помню, любил есть яйца всмятку с белым хлебом. В благодарность за родительскую любовь и заботу, за сливки - пишу эти рассказы.
Модница
Когда матери исполнилось восемнадцать лет, родители купили ей первые в её жизни туфли. И однажды она с подружками пошла в Крюково. Как и полагается, туда дошли босиком и только там обулись. Обратно домой шли с попутчиками-кавалерами. При ухажёрах девушки не решились разуться и форсили в туфлях до самого дома. Еще издалека заметила мать Марфа, что её дочка Нюра вышагивает по лужам в новых светлых туфлях. Дома "щеголихе" досталось, родительница оттаскала её за косу. А туфли отобрала и потом долго не разрешала их надевать. В молодости у матери была длинная и толстая коса, но она мечтала о короткой стрижке с чёлкой на лбу в виде крыла бабочки. Несмотря на родительский запрет, в очередную поездку в Химки мать зашла в парикмахерскую и сделала себе эту модную причёску. Дома ей опять сильно попало от матери, но отрезанную косу вернуть уже было нельзя. С новой причёской мать сфотографировалась в фотоателье. Потом с этой фотографии она сделала увеличенный портрет. Этот портрет она очень любила и хранила.
Реликвии
Моей матери в приданое дед Никита подарил деревянный сундучок своей работы. При мне он уже был старым, побитым, невзрачным. Мать в нем хранила документы. Мы, дети, смеялись над её сундучком, чуть ли не требовали выкинуть его. Однажды довели мать до слез своими нападками. Было у нас также два стула работы деда Никиты. Жили они долго. Помню, на чердаке хранились серпы, которыми мать работала в молодости. Там были также сечки, которыми раньше рубили капусту в корыте. Ещё там были чугуны, которые раньше служили вместо кастрюль. В них готовили еду для людей в печке, а в больших чугунах - и корм для скота. Еще был старый угольный утюг. В такой утюг засыпали угли из печки и потом гладили. Была и ещё одна памятная вещь - молочная кружка. Это простая алюминиевая кружка на поллитра. Кружкой отмеряли молоко при продаже. Уж сослужила она службу нашей семье! Была ещё фляжка для подсолнечного масла. Эта фляжка была немецкая, с хитрым запором. Её привез отец с войны, и она служила потом много-много лет. Недавно я встретил такой запор на бутылке элитного немецкого пива. Кровати в доме были украшены накидками и подзорами с макраме. Много было разных вышитых полотенец, накидок, салфеток. Это работа старших сестёр Зины и Гали. Сейчас бы я старый дедовский стул сохранил. Но в пылу "культурных революций", в борьбе со старой жизнью, с "мещанскими пережитками" - всё утеряно. Был в Истре у тёти Тони. Она хранит старые стулья работы деда Евстрата.
Подхалтурил
Придумал как-то брат Слава новую игру. Вбил гвоздь в стену, насадил на него круг и стал рулить, ездить на машине! Брат постарше Юра попросил: "Подвези". "А магарыч будет?" - совсем, как заправский шофёр, спросил Слава. Пришлось наливать. По случаю за печкой стоял бидон с настоящей брагой. Достали, выпили, поехали. Потом подвез ещё раз, потом ещё. Как и положено настоящему шофёру, набрался. Тут настало время вечерней помывки. Налила мать воды в корыто, поставила Славу, а он упал и опрокинул корыто. Снова мать налила воды, и снова Слава опрокинул корыто. Тут только все и заметили, что шофёр-то, как говорится, вдрызг пьяный.
Клевачий петух
Раньше, наверное, и чувства были ярче. И деревенские петухи были ужас какие клевачие. Сейчас времена, что ли, не те? Помню, как-то в Горетовке играли мы под терраской у соседей. К нам приполз спрятаться от нападавшего петуха один деревенский мальчик, у которого было исклёвано лицо. Как-то и у нас был очень клевачий петух. Такой ядрёный, что не пускал домой старших Галю с Зиной. Зина знала одну хитрость. Подходя к дому, она прятала прут за спиной, а потом вдруг доставала. Увидев прут, петух ретировался. Однажды петух напал даже на отца. Не выдержав такого непочитания хозяина, отец в два счета отрубил ему голову. Также поступил и Юра, когда ему было лет десять (большой парень по деревенским понятиям).