Гори, ведьма, гори! (сборник)
Шрифт:
Здесь нет ни звезд, ни луны, ни солнца. Только слабо светящаяся полумгла заполняет этот мир, и все в этом мире тусклое, пепельное и черное. Я один стою на обширной равнине. Нет ни перспективы, ни горизонта. Всюду я как будто смотрю на обширный экран.
Но я знаю, что в этом странном мире есть и глубины, и расстояния. Я тень, смутная, нематериальная. Но могу видеть и слышать, могу осязать. Я знаю это, потому что сжал руки и ощутил их, а во рту у меня горький вкус пепла.
Передо мной теневые горы, нарезанные, как гигантские ломти
Кажется, я могу протянуть руку и коснуться их, но я знаю, что они очень далеко. Мои глаза… мое зрение… то, что служит зрением в этом теневом мире… обострилось. Я по колено в мрачной серой траве, усеянной цветами, которые должны бы быть небесно–голубыми, но которые на самом деле печально серые. Теневые лилии, которые должны быть алыми и золотыми, раскачиваются на ветру, которого я не ощущаю.
Я слышу над собой тонкий жалобный крик. Теневые птицы летят к далеким горам.
Они пролетают, но крик остается… он становится голосом… голосом Дахут:
– Ползи, тень! Голодай… тень!
Мой путь лежит к горам, теневые птицы указали мне его. У меня мятежный порыв:
– Я не послушаюсь. Это иллюзия. Останусь на месте…
Безжалостный голос Дахут:
– Ползи, тень! Узнай, реален ли это мир.
И я иду по сумрачной траве к черным горам.
За мной послышался приглушенный топот копыт. Я обернулся. Теневая лошадь скачет ко мне, большой боевой конь. На нем вооруженная тень, тень рослого мужчины, широкоплечего, с мощным телом, лицо у него открытое, но все тело от шеи до ног в кольчуге; на поясе боевой топор, а за спиной длинный обоюдоострый меч. Конь близко, но его топот по–прежнему звучит глухо, как отдаленный гром.
Я увидел, что за вооруженным человеком скачут другие теневые всадники, прижав головы к теням низкорослых лошадей.
Вооруженный человек остановил около меня коня, посмотрел, на его теневом лице слабо блестели карие глаза.
– Незнакомец! Клянусь нашей госпожой, я не оставляю отставшего солдата волкам! Садись, тень… садись!
Он протянул руку и поднял меня, усадил на спину лошади за собой.
– Держись крепче! – крикнул он и пришпорил своего серого коня. Мы быстро поскакали.
И скоро оказались вблизи черных гор.
Открылось ущелье. У входа в него он остановился, оглянулся, сделал презрительный жест и рассмеялся:
– Теперь они нас не догонят.
Прошептал:
– Не знаю, почему моя лошадь так устала.
Он обратил ко мне свое теневое лицо.
– Знаю… в тебе слишком много жизни, тень. Тот, кто отбрасывает тебя… не мертв. Но тогда что ты здесь делаешь?
Он повернулся, снял меня с лошади и поставил на землю.
– Смотри! – он указал мне на грудь. Здесь была нить блестящего серебра, тонкая, как паутинка, она отходила от груди… тянулась в ущелье… указывала путь, по которому я должен идти… она исходила будто из моего сердца…
– Ты не мертв! – Теневая жалость была в его взгляде – Значит, ты должен голодать, должен жаждать; пока не наешься и не напьешься там, куда приведет тебя нить. Полутень, меня послала сюда ведьма – Беренис де Азле из Лангедока. Но тело мое давно превратилось в прах, и я давно уже смирился с участью тени. Давно, говорю я… но здесь никто не знает времени. Мой год был годом 1346 нашего Господа. А каков твой год?
– Почти шесть столетий спустя, – сказал я.
– Как долго… как долго… – прошептал он. – Кто послал тебя сюда?
– Дахут из Иса.
– Царица теней! Ну, она многих сюда послала. Прости, полутень, но дальше я не смогу тебя везти.
Неожиданно он хлопнул себя по бокам и захохотал:
– Шестьсот лет, а у меня по–прежнему есть возлюбленные. Теневые, правда, но я и сам тень. И я все еще могу сражаться. Беренис, спасибо тебе. Святой Франциск, пусть Беренис не так жарко придется в аду, где она, несомненно, находится.
Он наклонился и хлопнул меня по плечу.
– Но убей свою ведьму, полубрат, если сможешь!
Он въехал в ущелье. Я направился за ним пешком. Вскоре он исчез из вида. Не знаю, долго ли я шел. В этом мире действительно нет времени. Я вышел из ущелья.
Черные горы окружали сад, полный бледных лилий. В центре его глубокий черный пруд, в котором плавали другие лилии, черные, серебристые и ржаво–черные. Пруд окружен черным гагатом.
Здесь я ощутил первый укус ужасного голода, первую боль ужасной жажды.
На широком гагатовом парапете лежали семь девушек, тускло–серебристых теней… изысканно прекрасных. Обнаженные… одна опиралась головой на туманные руки, на ее теневом лице блестели глубоким сапфиром глаза… другая сидела, опустив стройные ноги в черный пруд, и волосы ее были чернее его вод, черной пены еще более черных волн… и из черного тумана ее волос на меня смотрели глаза, зеленые, как изумруды, но мягкие, как обещание.
Они встали, все семь, и подплыли ко мне.
Одна сказала:
– В нем слишком много жизни.
Другая:
– Слишком много, но – недостаточно.
А третья:
– Он должен поесть и напиться, а когда он вернется, посмотрим.
Девушка с сапфирово–голубыми глазами спросила:
– Кто послал тебя сюда, тень?
Я ответил:
– Дахут Белая. Дахут из Иса.
Они отпрянули от меня.
– Тебя послала Дахут? Тень, ты не для нас. Тень, проходи.
Ползи, тень!..
Я сказал:
– Я устал. Позвольте мне немного отдохнуть здесь.
Зеленоглазая девушка сказала:
– В тебе слишком много жизни. Если бы у тебя ее совсем не было бы, ты бы не уставал. Только жизнь утомляет.
Голубоглазая девушка прошептала:
– Жизнь – это только усталость.
– Я все равно отдохну. Я проголодался и хочу пить.
– Тень, в которой слишком много жизни. Здесь тебе нечего есть, здесь тебе нечего пить.