Горизонтальная война – снимая маски
Шрифт:
— Тогда закрой дверь. Я не хочу, чтобы Рома слышал про эту грязь.
— Почему?
— Потому что он был когда-то моим домом, а я не хочу пачкать свой дом. Не хочу, чтобы он слышал, как я стала грязной и опустилась на самое дно.
— Хорошо, — она поднялась и прикрыла дверь. — Я слушаю.
— Всё началось с того, что я узнала о тайном направлении в фирме отца. А, нет, ещё раньше. В день смерти вашей семьи, я всегда в это время хожу на кладбище. После посещения, мы втроём поехали в ресторан, чтобы поесть и символично отметить. Но именно тогда Ник сделал первую ошибку — он взял трубку, когда звонила мать и сказал, где мы будем отмечать. Но я-то знала, что она не для себя узнавала. К сожалению, мы не успели уйти и встретились
— Его отравили, — перебила Саша. — Нитробензол, в такой дозировке у него просто не было шанса выжить.
— Откуда...
— У меня есть знакомые в этой структуре, пришлось напрячь их. Пока неизвестно кто виновный, мы выясняем. Ты продолжай.
— Ладно, но ты мне потом всё обязательно расскажи, — попросила я. — В общем, в день смерти, с ним виделись Домогаровы, я застала их прямо на месте. После того, как уехала полиция, я распустила всех сотрудников и пошла в кабинет отца. Не знаю, что хотела там найти. Потом встретилась с Петровичем, мы с ним выпили и попрощались.
— А Петрович — это?..
— Николай Петрович, финансовый директор и давний друг отца. Он рассказал мне о том, что в «Мерисе» есть узконаправленное подразделение, данные о котором были закрыты даже для меня. Торговля оружием, в чём обвиняют Глеба, шла через холдинг, управляли всем этим Петрович, отец и Глеб Домогаров на правах партнёра. Но за полгода до этого Разумовский испугался возможных последствий и отказался над этим работать. Ещё и отец накануне смерти разорвал партнёрские отношения с Глебом и предупредил меня в записке.
— Какой записке?
— Люда, секретарша и любовница отца, передала мне её после смерти.
— Но в деле об этом ничего не было, — удивилась Саша.
— Правильно, — кивнула я, — потому что я не отдавала её полиции. В общем, отец просил быть осторожной, предупреждал, что Глеб сделает всё возможное, чтобы получить холдинг в свои лапы.
— А ты находила какие-нибудь странные документы у отца?
— Да нет, если только тот листок с адресом...
— Какой листок?
— Маленькая бумажка с адресом и цифрами кода, или что-то вроде. После пятницы она исчезла, а в понедельник ко мне завалились шестёрки Глеба, и требовали эту бумагу. Я сказала, что у меня ничего нет. Знаешь, — я постучала пальцем по губам, — как-то странно всё. Никита исчез в пятницу, и заявился только под утро, сказав, что помогал сестре. В тот момент, когда мне была нужна поддержка, он просто свалили и заявился под утро, как будто так и надо.
Саша на этих словах как-то странно на меня посмотрела, но промолчала. И я продолжила. Смысла скрывать всё больше не было. «Мерис» мне уже не принадлежал, я потеряла все деньги и связи. И если эта откровенность заставит Белоярцевых помочь мне с дочкой, то я готова продать хоть мать.
— А дальше?
— Ну что дальше... дальше я уволила любовницу отца, чтобы она не попалась под руку матери. Ах, да. Я пошла смотреть видеозаписи с пятницы с Меркуловым. Начальником безопасности.
— Зачем?
— Завещание пропало из сейфа. Да и мать приходила с Борисом, представляешь? — я усмехнулась. — Они привезли мне чемодан денег, чтобы я отказалась от наследства в пользу матери.
— А ты? — шёпотом спросила Саша.
— А что я? Выгнала их, конечно. Зря, наверное, — я потёрла шею и отвернулась к окну. — Я всё время думаю, что если бы тогда согласилась и взяла те деньги, то возможно, всего этого дерьма бы и не случилось. Всё моя гордость и обида на мать. Я её оскорбила, а она этого никому не прощает. Вот и мне не простила. Забрала всё, до чего смогла дотянуться.
— Ты не виновата в том, что она с катушек съехала, — зло бросила Саша. — Эта баба совершенно ненормальная.
— Так и что в итоге ты видела на камерах? — как-то нервно спросила она
— Мать. Она же и выкрала завещание. В общем, последнее, что я помню, это как просила Ника забрать Лизу со школы и сама вышла на улицу из «Мериса». Я торопилась домой, хотела увезти Лизу подальше.
— А как же компания? Неужели, ты бы её бросила?
— А она мне больше не принадлежала. Оказывается, отец хотел развестись с матерью, и в качестве отступных отдал ей холдинг. Но они не успели подать заявление на развод, так что мать заграбастала всё. В тот день она сказала мне, что у меня есть только два пути сохранить свою обычную жизнь: выйти замуж за Глеба и остаться работать в «Мерисе», или взять предложенные ею деньги. Но так как я отказалась от всего, то и вышло всё так, как вышло.
— Мел, скажи, — Саша взяла меня за руку и вздохнула. — Ты помнишь, что с тобой делал Глеб?
— Помню.
— Расскажи. Не обязательно вдаваться в подробности, но сбросить этот груз ты должна.
Перед глазами встала комната и потное тело Домогарова. Поёжившись, я обхватила плечи и начала рассказывать:
— Я очнулась в небольшой комнате. Перед глазами всё плыло, так что я плохо помню тот день. Сначала меня не привязывали, да и вообще, была какая-никакая, но свобода...
— П-привязывали? — ошарашенно прошептала Саша.
— Скорее пристёгивали, наручниками. И ноги, и руки. После первой попытки побега были только наручники, а вот через три дня он мне уже и кандалы надел.
— Мелания, — в глазах Саши появились слёзы, — что этот изверг с тобой делал?
— Подчинял. Знаешь, через неделю я уже хотела умереть, если честно. Держалась только ради Лизы. В-принципе, для меня подобное не было шоком, потому что я предполагала, что именно так и будет, если он до меня доберётся. После того, как я кусала или пыталась пнуть, он меня бил, не сильно, так чтобы рыпаться перестала. Раз в два-три дня приходил врач и ставил мне компрессы или мази накладывал. А через две недели, Глеб заставил меня отказаться от Ника, — глухо сказала я, сцепив руки вокруг коленей. — Он показал мне фото на телефоне, где оно бнимается с Лизой, понимаешь? Я доверила Нику самое дорогое, что у меня было, он знал, что я до смерти не хотела их контакта, но каким-то образом, Лиза оказалась в руках Домогарова. Глеб предупредил, что если я не скажу Нику то, что ему нужно, то он убьёт Лизу, а заодно и Никиту... — на этом мой голос сорвался, и я снова начала плакать. — Понимаешь, Саш? Я сдалась. У меня больше не было сил бороться с этим чудовищем, и я просто искала возможность умереть. Даже таблетки глотала однажды, но мне быстро промыли желудок. Глебу всё-таки удалось меня сломать. Если бы я могла, то удавилась прямо там же, но из-за скованных рук и ног это было невозможно сделать. Для меня дни слились в одну линию, я больше не понимала где день, а где ночь. А перед тем, как попасть в аварию я усыпила бдительность Глеба и вытащила у него таблетки из рубашки. Он всегда их с собой носит. Сожрала почти всю пачку и так меня торкнуло, что я больше ничего не помню. Даже не представляю, как оказалась в машине, да ещё и за рулём. Вот так.
— Прости, — уронила Саша, стирая слёзы ладошкой.
— Ты здесь не при чём. — Спасибо, что выслушала.
— Нет-нет, — она помотала головой. — В этом есть доля и нашей вины, мы были уверены, что ты в конце концов решилась на брак с Домогаровым.
— Но почему? — воскликнула я. — Разве я давала повод так думать?! Погоди... а кто это мы? И Саш, почему я оказалась в машине с Никитой?
— Чёрт, так и знала, что всё так выйдет, — она поднялась и пошла к двери. — Заходи.