Горизонтальная война – снимая маски
Шрифт:
— Успокойся и сядь, — он оттолкнул меня и тяжело поднялся, поправляя рубашку.
Рома? Мне стало очень неловко за эти чувства. Ведь прошло столько лет, наверняка он уже и не помнит, что любил меня. Прошло много лет...
— Вы! — я подскочила как ошпаренная. — Сколько вы в России?
— Три года, — ответила Саша печально.
— Почему же вы только сейчас нашли меня?
Ах. Они ведь и не искали. Всё верно, как сказал тогда Рома в машине, они здесь только для расследования и мести, всё остальное не имеет значения. Но тогда каким образом они нашли меня после аварии? И
— Мари... Саш, — от волнения и неловкости я сжала пальцы и опустила голову. — Как ты оказалась там, на дороге? И почему Никита сказал, что ты его сестра. Это была ложь? Вы встречаетесь?
Рома на этих словах поперхнулся и закашлялся. Саша округлила глаза и прижав руку ко лбу, рассмеялась:
— Нет, глупая. Никита — это...
— Закрой рот, — рявкнул вдруг Рома. — Больше ничего не говори.
— Но братик, — она странно усмехается. — Я ведь предупреждала тебя, Мелания так или иначе узнает правду, и ты должен быть к этому готов. Ведь это была именно твоя идея.
— О чём вы говорите? — мне стало вдруг холодно и неуютно.
Я ведь больше их не знаю, мы были разделены столько же, сколько и дружили. Теперь они для меня почти чужие люди. Но при виде Ромы странно щемило сердце. И пусть он мне не нравился как настырный и пугающий Роман Владимирович, хозяин клиники... как Рома Белоярцев, первая любовь и лучший друг — он был мне знаком как никто другой. И именно ему я была несказанно рада, тому доброму и отзывчивому человеку из прошлого.
Но ведь... покраснев, я прижала руки к груди. Он знает, что со мной сделал Домогаров. Именно Рома оплатил моё лечение, и именно ему я рассказала о дочери. Жгучий стыд накрыл с головой. Стоять перед ним в таком виде, после всего, что произошло было страшно и неприятно. Захотелось снова залезть под душ и до кровавых корок стирать следы Глеба со своего тела.
— К-как вы смогли выжить? И где дядя Вова? — выдавила я через силу, смотря теперь только на Сашу.
— Папа погиб, — опустила она глаза. — Он заходил в дом, когда произошёл взрыв. — Мы только въезжали в посёлок, поэтому и выжили.
— Но почему тогда и вас объявили погибшими?! Ведь по всем каналам крутили новости только о том, что умерла вся семья! Почему вы не сказали мне?! Вы знаете, сколько раз я приезжала на кладбище, чтобы удостовериться в том, что всё ошибка? — голос сорвался от крика. — Как вы могли так поступить?!
— Но ведь именно после твоего визита всё произошло, — убито сказал Рома. — Ты зашла в дом, тебя видела охрана, после чего и погибли мама, брат и отец.
— Ты же не думаешь, что это я виновата? — ошарашенно прошептала я, падая на колени. — Рома, ты же на самом деле так не думаешь?
— Я не знаю, что думать, — отвернулся он. — Мы уже три года следим за твоей семьёй. Я уверен, что к этому причастен кто-то из Звягинцевых...
— Идиот! Ты... — рычу, стирая новые слёзы, — ты хуже всех! Как ты мог подумать, что это я?!
— Именно поэтому мне и нужны твои воспоминания! — взъярился он. — Я знаю, что ты не могла так поступить! Но раз ты единственная выжила, то должна была видеть преступника!
— Я не видела, — обречённо прошептала я. — Я только слышала, как моя мать угрожала тёте Алисе. И взрыв произошёл со стороны кухни, ваша мама успела крикнуть — там газ!
– и мы побежали к чёрному выходу. Она толкнула меня на улицу, но сама не успела и... Арсений тоже погиб.
— Что? — Саша схватила меня за руку и потянула на себя. — Мелания, расскажи всё, что помнишь, пожалуйста.
И я начала говорить. Я вспоминала любые мелочи, которые приходили на ум. Почему я выжила? Почему в новостях об этом не сказали? Потому что от взрыва меня контузило и часть воспоминаний пропала. Отец сказал, что я попала в аварию на снегоходе, замерзала в лесу. Меня нашли и отвезли в больницу. А через несколько дней сказали, что в доме Белоярцевых взорвался газовый котёл и никто не смог спастись. Помню, я тогда умерла вместе с ними, ходила как приведение, постоянно плакала и смотрела на фотографии. После выписки я почти поселилась на кладбище, меня оттуда выволакивали обессиленную. Мать с тех пор стала вести себя тише, почти как нормальная мама. В нашем доме стали чаще появляться братья Домогаровы, и я влюбилась в Бориса, а через год на выпускном мы договорились поехать на острова, чтобы отметить. Там у родителей близнецов была своя вилла. В одну из ночей всё и произошло, но на следующее утро я услышала, как Глеб Домогаров хвастался перед братом, что смог меня обмануть.
Не выдержав позора, я попросилась учиться за границей и уехала в Лондон.
— Лондон? — воскликнула Саша, поворачиваясь к Роме.
— Да. Я поступила в университет и по настоянию матери родила.
— То есть, это твоя мать настояла на родах? Но почему?
— Откуда мне знать, — отозвалась я. — Тогда она мне сказала, что убивать невинного ребёнка абортом совершенно невозможно. Она обещала помочь с воспитанием. Я согласилась, но при условии, что семья Домогаровых никогда не узнает, что Лиза имеет к ним отношение. В конце концов, мы прожили в Лондоне почти два года, а потом вернулись в Россию, к дню рождения Лизы. В тот год, Глеб впервые меня изнасиловал.
— То есть, — Рома сжал руки в кулаки, — это случалось раньше?
— Да, — кивнула я. — Мама... она всё знала на самом деле, но всегда закрывала на это глаза. Она очень хотела, чтобы я вышла замуж за Глеба, поэтому я ушла из дома в квартиру, которую купил мне отец. Мы стали жить с Лизой вдвоём, после окончания учёбы я пошла работать в «Мерис».
— Неужели ты никогда не заявляла на него? — изумилась Саша. — Почему?
— Он больше меня не трогал, только доставал периодически. Сорвал две свадьбы, отвадил всех, с кем я встречалась. Только Никита продержался целый год, я уже надеялась, что смогу обрести настоящую семью, но случилось то, что случилось, — я равнодушно пожала плечами, хотя мне очень хотелось кричать и крушить всё подряд.
— Ты слышал? — Саша повернулась к брату.
— Слышал, — пробормотал он и, резко подорвавшись, выскочил из комнаты.
— Саш, — я оторвалась от созерцания пустого прохода и повернулась к ней. — Я всё рассказала, теперь ваша очередь.
— Нет, милая, — она вздохнула, и коснулась пальцами моей щеки. — Ты ещё не поделилась своей болью. Расскажи мне.
— Не хочу.
— Это нужно сделать, пока ты носишь на сердце такой груз, никогда не сможешь отпустить ту ситуацию. Ты же кричишь ночами, я слышу. Поэтому и привезла Богдана Игоревича, хотела, чтобы он помог тебе. Ты кричишь и плачешь ночами, тебя постоянно мучают кошмары. Мне больно на это смотреть.