Горизонты
Шрифт:
— Это она, не так ли? — тихо пробормотала Фарсайт.
— Ммм, — Крампетс ответила так же тихо.
— Я… я… — аликорн сглотнула. — Я не должна быть здесь, — прошептала она.
— О, нет. Стальные Рейнджеры не хотели тебя напугать, во время двух твоих предыдущих визитов, — сказала Фарсайт, спокойным голосом. — Тебя ведь зовут Лакуна, да?
Аликорн яростно замотала головой.
— Нет! Нет… Я не она. Она была мной, но я не была ей, — она запнулась, потирая лицо промокшими крыльями. — Я не должна быть здесь. Я… я должна быть в плохом месте. Потому что я делала плохие вещи. Но… но сейчас я не там. Я здесь.
— А
Бледная единорог, с непостижимой точностью, сильно пнула её по голени, говоря при этом нежным голосом:
— Как тебя зовут?
Она замерла, в её фиолетовых глазах на миг мелькнул испуг, а затем она прошептала, едва слышимо под дождем:
— Псалм. Меня зовут Псалм.
— Хорошее имя, Псалм, — ответила Фарсайт тем же спокойным, понимающим тоном. — Что ж, здесь очень сыро, а тебе, похоже, не мешает подкрепиться и обсохнуть. И я знаю, что паладин Стронгхуф хотел бы…
— Нет! — Снова выпалила она, после чего закусила губу и отпрянула. — Я… Нет. Пожалуйста. Я хочу его видеть… но я не заслуживаю того, чтобы увидеть его… но я… я…
Она уселась в грязь и склонила голову.
— Он подумает, что я — это она. И я хочу быть ей. Я помню… помню всё! Помню, как он танцевал с ней. Помню её друзей. Я… хотела бы быть той, кем была она. Но я не она!
— Кое у кого, похоже, маленько крыша протекла, — сказала Крампетс, а затем сместилась в сторону, чтобы избежать ещё одного удара по голени.
Это движение вызвало встревоженный взгляд в её сторону, прежде чем спокойствие восстановилось.
— Хорошо, Псалм. Это нормально. Идём с нами. Почистим тебя, высушим и накормим, и когда ты будешь готова, тогда сможешь поговорить с ним. Или я могу поговорить с ним за тебя, когда ты объяснишь мне всё получше. Хорошо?
— Я… мы… я… — она запнулась, затем склонила голову. — Очень хорошо… но… — Аликорн остановилась, пожевала нижнюю губу, а затем, бросив взгляд в сторону Ядра, спросила:
— Но… вы можете мне сказать, что случилось с Блекджек?
— Ты имеешь в виду Охранницу? — выпалила Крампетс, за что получила ещё один удар. Прикусив язык, она позволила Фарсайт ответить.
— Мне очень жаль, Псалм, но она мертва, — скорбно произнесла Фарсайт. — Она погибла в мегазаклинании.
— Мертва? — Аликорн прижала крылья к вискам и быстро покачала головой. — Нет, нет, нет. Она… Я… мы… если бы я была там, то мы бы не дали ей умереть. Она… Я…
— Осторожнее, Смотрительница, — предупредила Крампетс, когда Псалм внезапно встала, но аликорн уже взяла себя в копыта.
— Нет! Нет, мы в порядке. Я… мы…
Она снова покачала головой, затем собралась с силами.
— Блекджек не умерла, — сказала Псалм, посмотрев в сторону Ядра.
— Я боюсь, что это не так. Она была в Башне, когда воплотилось мегазаклинание. С той поры ни кому не удалось засечь её ПипБак-метку. Я боюсь, что она погибла, — ответила Фарсайт. — Это была, скорее всего, мгновенная смерть.
— Нет. Я имею в виду, я не верю, что она мертва, — сказала Псалм, её голос становился спокойнее. — Она нужна нам… так же, как принцесса Луна.
— Что ж… я не могу утверждать, что это было бы хорошо, если бы она была здесь, но если бы Блекджек как-то пережила то заклинание, то оказалась бы в Ядре, — тихо заметила Крампетс. — Там никто не может выжить. Только не три месяца. А если бы она выжила, то нашла бы способ дать нам о себе знать.
Псалм не ответила. Она просто смотрела в сторону далекого зеленого свечения.
— Она жива. Я верю в неё. Мы по-прежнему нуждаемся в ней Она не умрет, пока мы не закончим. Она не может. Не как Макинтош. Не как Луна.
Крампетс покачала головой.
— Я пойду и скажу Стронгхуфу и остальным отступить. Дайте ей немного личного пространства, пока она не помоется. — Крампетс зашагала вверх по покрытому жидкой грязью холму, возвращаясь обратно в Стойло, а Фарсайт с Псалм последовали за ней. — Черт возьми, Охранница. Почему ты должна была умереть?
* * *
Чёрные городские ущелья блестели от дождя, покрывающего их тонкой водяной плёнкой, сглаживающей поверхность зданий, превращая их в ничего не отражающие зеркала. Пустые улицы, растрескавшиеся и разбитые, ведущие из ниоткуда в никуда, змеились вокруг монолитов, что были подобны эбонитовым стрелам, пронзавшим небо и земную твердь. Не было такого ветра, что мог бы разметать мусор, покрывавший промокшие циновки, нанесенный блуждающими струями за два века. Просто не существовало. Кучи не распадались и не гнили. Если что-то не уносилось водой — оно оставалось здесь надолго.
Навсегда.
* * *
— Местные беспокоятся из-за того, что Охранница погибла, — произнёс Сплендид, любуясь своим новоприобретённым ПипБаком.
Ему потребуется абсолютно новый комплект одежды, который будет с ним сочетаться.
— Какая жалость, что нынче одежда оттенков синего такой дефицит, — пробормотал он, стоя вместе с Грэйс в комнате, которая раньше была рабочим кабинетом их отца. Сейчас он был превращён в кабинет управляющего, на стенах которого висели графики, показывающие количество выпущенной продукции, перечень вещей, которые должны быть выполнены в долгосрочной и краткосрочной перспективах, и крайне замысловатая схема, на которой были написаны имена, и нарисованы разноцветные стрелочки, указывающие на их взаимоотношения. Группы пони были помечены «контролировать», «поддержать», «избавиться».
— Кто именно из местных, братец? — произнесла Грейс, одаривая несколько бумаг критическим взглядом. Низкое ворчание прокатившегося снаружи раската грома, пробилось даже сквозь толстые стены загородного клуба. — Нытики, докучатели, или лентяи?
— Нытики, — презрительно фыркнув, ответил Сплендид. — Кэрроты принимают задумчивый вид, говоря, что, возможно, им следовало бы поддержать тот маленький переворот, который три месяца назад попыталась устроить Шарм. Всё это «платите крепостным»-дело выглядит таким плебейским. И ожидать, что дворяне и в самом деле сделают что-нибудь для них, поделившись с ними своими доходами, да это просто возмутительно. Именно в этом и заключается суть бытия аристократом: ты получаешь свой торт, ничего при этом не отдавая в замен, — хихикнул он. — К счастью, большинство оставшихся аристократов просто счастливы от того, что мы более чем утроили свою чистую прибыль, пусть даже основная часть увеличения достаётся не им.